Гедонис. Этот счастливый токсичный мир
Шрифт:
– Он такой молодой! – удивилась Кари-Кари. – Или это старый портрет?
– Ему двадцать два года сейчас. Он вступил в должность в девятнадцать.
– Младше меня! И некрасивый совсем! – фыркнула Кари-Кари. – Ты говорила, в Отделенном мире даже от одного его лица люди становятся счастливее, когда его всем показывают. А у него кожа такая белая, как будто его в глине катали. А одежда-то! Как будто ночное небо на себя надел. А что это у него на глазах? Что за стекляшки на цепочках? Это украшение?
– Очки, – терпеливо объяснила Ирида скорее мне, чем Кари-Кари. – У некоторых людей в Отделенном мире плохое зрение. И им нужны очки, чтобы видеть
Из всех мужчин, которых я знала, Орланд был больше всего похож на Лихана, и то лишь одной крохотной черточкой – взглядом. Он был спокойный, охлаждающий, но цвет глаз я разглядеть не смогла – свет факела искажал оттенки.
Я внимательно смотрела на бледное лицо с выраженным подбородком, на светлые глаза за прямоугольными стекляшками, кажется, все-таки серые, на блестящие темно-синие волосы, зачесанные на боковой пробор, на диковинную одежду, на треугольник родинок – над правым глазом, под левым глазом и над губой – на руки с длинными пальцами, на странный золотой браслет с синим кругом посередине, на заполненные мелкими буквами листы на столе. Но пристальней всего я смотрела на шею и грудь Орланда Эвкали. Туда, куда собиралась вонзить кинжал.
Каждый вечер мы собираемся под Древом Виты. Это самое старое дерево в нашем лесу и такое огромное, что его не могут обхватить даже семеро взрослых мужчин. Обычно к нему нас ведет Нори – младшая говорящая. Ей с нами нелегко, потому что мы как стая бешеных лемуров, особенно когда скачем по веткам.
– Спускайтесь по лестницам! – требует Нори.
Она так кричит, что аж розовеет, а ей не очень-то легко порозоветь с такой смуглой кожей. Но голос у нее высокий и совсем не страшный. И она никогда не шлепает нас изо всех сил. Поэтому мы весело скачем по веткам баньяна, спускаясь с хижин.
Главная обитель готовится к сезону путешествий. В это время молодые говорящие ищут себе пару, чтобы сделать с ней таких же, как мы, бешеных лемуров. Поэтому я слышу «тук-тук-тук» со всех сторон – это строят новые жилища.
Наконец-то у Нори получается собрать все прыгающие черные бобы в чашку. Бобы – это тоже мы. Кто-то попал под горячую руку и ревет. Хорошо, что не я. Но я и не стала бы реветь, даже если бы Нори шлепнула меня изо всех сил. И я никогда не попадаюсь – я быстрая.
– Что, Нори? Справляешься? – весело окликает ее кто-то из мужчин, вяжущих новую лестницу.
– Я молю богов сохранить мне рассудок! – сердито кричит Нори, но я знаю: она нас любит, хотя и ждет не дождется, когда отыщет себе пару и перейдет на другую работу – нянчить малышей.
Я хочу поскорее вырасти, чтобы стать такой же красивой и сильной, как Нори. Я завидую ее мерцающим узорам на теле. И тому, как быстро она плавает. И тому, что она умеет разговаривать с богом Рацием. И еще у нее такая красивая одежда! Треугольный лоскут оранжевой ткани на груди расшит мелкими прозрачными камушками разных цветов, а зеленая материя, сложным узором обмотанная вокруг бедер и живота, разрисована листьями. На ушах у Нори большие серьги из ракушек, на шее – жемчужные ожерелья, а в волосах – оранжевый цветок, упавший с дерева цирикоте.
Интересно, я буду такой же красивой, когда вырасту? И буду ли я так же глупо выглядеть, когда приведу в Обитель свою пару? Чем ближе к этому дню, тем глупее становится Нори. Она странно хихикает, говоря с другими младшими, и может целое утро искать упавшие цветы для волос. Я видела, как она сует каждый в ореховую скорлупку с водой, чтобы менять их, когда
Нам пока нельзя водиться с мальчишками, но я бы и так не стала. Они шумные, грязные и сопливые. И как только из них вырастают говорящие вроде нашего Туора? Мы все его обожаем. Он самый сильный и красивый из мужчин, особенно когда улыбается. С Туором и другими говорящими, которые уже привели пару, говорить можно. А до этого нам не разрешают, потому что нельзя мешать кровь внутри Обители. Иначе новые лемуры родятся не бешеные, а больные. Лучше уж бешеные. Так Нори говорит.
Сейчас мы щебечущей стайкой спешим за ней к Древу Виты. У нас коричневая кожа и одежда, поэтому кажется, что мы маленькие деревья, которые отрастили ноги и бегут к большому. Устроившись полукругом на покрытых мхом камнях и не обращая внимания на мошкару, мы ждем, когда Нори откроет книгу. Она садится, прислонившись спиной к древнему стволу, делает глубокий вдох. Мы все замираем. Некоторые с открытым ртом, и я гадаю, сколько мух они проглотят, пока будут так сидеть.
– Это случилось, когда в мире текли реки из крови, – начинает Нори, стараясь, чтобы ее высокий голос звучал сурово. – Когда вместо травы и цветов из обугленной земли торчали наконечники стрел и ножей. Когда поля были выжжены и покрыты костями. Когда звери питались телами павших в бою людей.
В те темные времена боги отреклись от людей и поднялись на луну, подальше от земной грязи. Мир тогда не был единым, как сейчас. Он состоял из множества отдельных частей, и все они сражались между собой. То там, то тут вспыхивали войны. И в конце концов весь материк охватила одна огромная война.
Людям тогда не хватало пищи, но они не растили пищу, а отбирали ее друг у друга. У них не было крова, но они не строили его сообща, а разрушали жилища друг друга. Им не доставало здоровья, но они не искали способы излечиться, а ранили и убивали друг друга, а боги взирали на людей с равнодушием, считая, что те неспособны подняться над своей глупостью, чтобы жить сообща в счастливом, спокойном мире.
В одной из битв государь страны Циуру – Гедон, великий воин и великий правитель, после очередного сражения остался на поле брани один. И тогда, стоя по колено в крови, среди тысяч растерзанных тел, раненый и оглушенный, он впервые не испытал радости от победы. А ощутил внутри себя великую горечь. Гедон бросил свою флиссу, и снял кожаный доспех, и в одном исподнем пошел, куда глаза глядят. Через голую степь, покрытую алой росой. Не в силах вернуться к женам и матерям погибших и сказать, что эта битва окончена вместе с жизнями их мужчин и урожай на полях взойдет красный от крови. И на этом война не закончится.
Я уже давно знаю легенду о Гедоне наизусть, но готова слушать ее бесконечно. Мы все готовы. Потому что великий Гедон – наш прародитель.
– Пройдя вперед сколько было сил, Гедон рухнул на колени и отчаянно взмолился богам, что оставили род людской, прося дать миру еще один шанс. Он молился тридцать дней и ночей. Столько, сколько луна ходит по горизонту. И все это время не ел и не пил и только смотрел в небо. И на первый день нового месяца случилось чудо. Бог мудрости Раций сжалился над Гедоном и решил вернуться на землю, чтобы помочь ему. Он отколол от луны камень и прилетел на нем обратно, да так, что упавший осколок небесной тверди оставил после себя огромную яму.