Гекатомба
Шрифт:
– Господи, - проговорил с отчаянием, - с кем приходится работать?! Одни подхалимы и бездари. В штаны наложить готовы при малейшей опасности и.. продадут обязательно, стоит только оступиться и не в ту кучу, что требуется, наступить. Осточертело! Хорошо хоть маньяка изловили.
В дверь нерешительно постучали и показалась голова Евдохи.
– Разрешите, Леонид Владимирович?
– Проходите, Ольга Архиповна, - буркнул он, разглядывая ее поверх очков, наклонив голову, отчего к лицу, заплывшему жиром, с многочисленными складками под подбородком, прилила кровь. Он внезапно стал похож на сеньора Помидора.
Пресс-секретарь, почтительно приблизившись к столу, открыла папку и достала листок бумаги, отпечатанный, по всей видимости, на компьютере, с приколотым к нему конвертом. Взяв его двумя пальцами, словно боясь обжечься или испачкаться, протянула мэру.
– Я могу идти?
– неуверенно пробормотала Евдоха.
– Идите, - неприязненно взглянув и скривившись, махнул рукой мэр. Будьте на месте. Если что, я вас вызову.
Евдоха облегченно выдохнула и поспешила скрыться за дверью. Леонид Владимирович повертел в руках послание, мельком взглянул на адрес и раскрыл сложенный вчетверо листок. Первые же слова заставили его буквально подскочить на месте, затем растечься по спинке обтянутого натуральной кожей кресла. Он потянулся за сигаретами, продолжая скользить взглядом по четким строчкам письма. Прикурив, не отрываясь, несколько раз глубоко затянулся. Наконец, дочитав до конца, мэр медленно перевел дыхание и судорожно рванул ворот рубашки, предварительно значительно ослабив узел дорогого, шелкового галстука. В мыслях царил полный хаос, из которого гигантскими буквами вырастало одно единственное слово, в литературной интерпретации означающее полный и сокрушительный конец. Мэр, чувствуя, как спину и грудь заливает дурно пахнущий страхом пот, в изнеможении прикрыл глаза. Но это не помогло. В охватившей его в мгновение темноте ярко проступили первые строки письма:
"З Д Р А В С Т В У Й, Д О Р О Г О Й П А П О Ч К А!
Пишет тебе твой родной сыночек, появившийся на свет в полном соответствии с резолюцией республиканской отчетно-выборной комсомольской конференции в Петровске, состоявшейся в 19... году: "... не жалея собственных сил, делать все возможное, чтобы приумножать ряды будущих строителей коммунизма...". Именно в то время ты встретился с моей мамой и поклялся ей в любви со всем своим молодым пылом и комсомольским задором... Если верить маминым записям, то клялся ты ей ровно три дня и три ночи - в лучших традициях русских сказок... А через девять месяцев родился я молодец-удалец. Тот самый, который сегодня решил помочь тебе, ДОРОГОЙ МОЙ ПАПОЧКА, в прополке "огорода", где ты хозяйничаешь...
ПАПОЧКА, что это ты окружил себя всякой сволочью, от которой простому люду совершенно нет никакого продыху? А, может, и не в них дело, а в тебе, ПАПУЛЯ?.. Рыбка-то с головы гниет. Но ты не бойся, ПАПОЧКА, ТВОЕЙ ГОЛОВОЙ я займусь в последнюю очередь. Так что у тебя есть время исправиться...".
Леонид Владимирович скрипнул зубами и, потянувшись к телефону, позвонил Евдохе. Трубку сняли после первого же гудка. "Ждала, сволочь", - с неприязнью и незнакомым, но неприятным чувством стыда, подумал вскользь мэр.
– Ольга Архиповна, - спросил как можно безразличнее, - кто
– Кроме меня, никто, - ответила пресс-секретарь поспешно и, как ему показалось, с едва уловимыми нотками торжества в голосе.
– Я думаю, Леонид Владимирович, не стоит обращать внимание на письма сумасшедших.
– А вот здесь вы не правы, - нравоучительно заметил мэр.
– У нас был в городе недавно сумасшедший. И к чему это привело? То-то... Ольга Архиповна, узнайте, пожалуйста, соответствует ли действительности адрес, указанный на конверте. Он у вас есть?
– решил он проверить.
– Нет, - после короткой заминки ответила Евдоха.
– Вы продиктуете?
Пацюк продиктовал адрес, не веря, что из этой затеи что-нибудь получится, но зато полный уверенности в том, что Евдоха конечно же, ознакомившись с письмом, не преминула воспользоваться услугами ксерокса.
– Как срочно?
– услышал мэр в трубке ее голос и опять эти едва уловимые нотки торжества и злорадства.
"Ну, погоди, сучка! Обрадовалась, что за горло меня взяла? Забыла, кем была и кем стала?", - подумал мэр, но вслух своего настроения не выдал, лишь заметив:
– Это не к спеху, но и откладывать не надо. И пригласите ко мне... начал он, но потом спохватился: - Работайте, - бросил кратко и положил трубку. Затем сложил письмо, сунул его во внутренний карман пиджака и, бросив мимолетный взгляд на часы, поднялся из-за стола, собираясь съездить на обед, благо жил мэр неподалеку от здания горисполкома.
Когда он выходил из кабинета, обе стрелки на часах сошлись на цифре двенадцать. Круг замкнулся. Книга Судеб раскрылась на странице...
Часть вторая. Возмездие.
– О! Какие лю-ю-ди! Гутен морген, камарада!
– подхватываясь и раскрывая радостно руки для объятий, проговорил Звонарев, увидев входящего в кабинет Мишу Жаркова.
– А возмужал-то, похорошел как - ни дать, ни взять Фаршнегер-р-р!
– Ну, будя, будя, - засмущался Михаил, демонстративно достав носовой платок и театрально промокнув несуществующие слезы.
– Ах, дым Отечества... Кстаи, сигаретки не найдется?
– Опять?
– обиделся Юра.
– Я думал, ты мне кучу подарков привезешь, а ты... Каким ты был, таким ты и остался.
– Да ладно, - дружески хлопнув по спине, перебил его Миша.
– Будить тобе белка, будить и свясток. Мы с шефом настоящего баварского пива привезли.
– А сосисок?!
– уперев руки в бока, прищурившись и скорчив ехидную рожу, капризно спросил Звонарев.
– Сосиски таможня съела!
– отрезал Жарков, проходя к своему месту и усаживаясь за стол.
– Юра, не томи, рассказывай, как у вас?
Звонарев включил чайник, достал сигареты, сел за свой стол и, вытащив одну, двинул пачку в сторону Жаркова.
– Что рассказывать, Миша?
– спросил с кислым выражением лица.
– Дело трещит по всем швам.
– Как?
– подскочил на стуле Жарков.
– Ведь взяли Гладкова.
– В том то и дело, что взяли всего лишь Гладкова, - ответил друг с нажимом.
– Ты хочешь сказать, что...
– Жарков недоговорил и оторопело уставился на коллегу.
– Юра, - осторожно начал он после паузы, - еще жмурики... были?
– Нет, - покачал тот головой, глядя тоскливо.
– Ты, я смотрю, не рад?