Gelato… Со вкусом шоколада

Иголкина Леля

— Хорошо. Я не возражаю. Она не приедет. Извини, Велихов, так вышло.

Надо было тех двух телок все же взять!

А вообще говоря, это даже замечательно. Меньше народа — больше кислорода. Итак, нас будет четверо на троих. О-о-о! Да мы их запросто положим на лопатки, начнем терзать холодные и влажные подмышки и жесткой щекоткой на кое-что нехорошее соблазнять. Хотя…

— Ярослав, — высокий и серьезный мужчина с тонкими чертами лица протягивает мне правую руку и спокойным тоном представляется. — Горовой, муж…

— Рыбки? — указываю подбородком на шустрящую

возле пакетов Дашку.

— Да, — дружелюбно улыбается. — Приятно познакомиться.

— Взаимно. Что с рукой? — вероятно, нагло и бестактно замечаю его слишком очевидную проблему.

— Бионический протез, — абсолютно не тушуясь, поднимает искусственную конечность, упакованную в дорогой по виду и ощущениям латекс. — Неприятность, произошедшая на работе много лет назад.

— А ты по профессии, прости за настойчивость, наглость и любопытство, кто? Я, кстати, Петр Велихов, хозяин квартиры и давний знакомый этих трех сестер.

— Приятно познакомиться.

— Взаимно. Так что скажешь насчет своего рода деятельности? Шпион? Или очень прозаично. Ты столяр, краснодеревщик или горе-плотник?

— Бывший гонщик, Формула-3, до первой так и не дошел. Сейчас вынужденно, — Ярослав сгибает-разгибает пальцы, — перешедший на тренерскую должность. «Хекстел-моторс», почти гражданский контракт…

— Врешь? — щурюсь и присматриваюсь к мужику, который огромные, похоже, зашибает бабки. Весьма, весьма и еще разок… Весьма Дари-Дори повезло.

— Щедрые откупные за руку, Петя.

— А хочешь больше? — мягко намекаю, что юридически в случае его желания могу помочь.

— Я не злопамятный, не жадный, да и нам с женой много не нужно.

— Дети? — обхватив его за плечо, веду Горового на диван. — Не будем девочкам и тем двоим мешать. Садись, — раскидываюсь сам и жду, пока он ко мне присоединится.

Егор пускает слюни, словно впервые встретил привлекательных баб, Костя вертится ужом и, к большому сожалению, даже близко не королевским питоном, а Смирновский серпентарий брызжет ядом и над нашими покупками, выказывая недовольство, брюзжит и на своем диалекте тоненько пищит.

— Трое, — с улыбкой отвечает.

— Сколько? — таращусь то ли на отца-героя, то ли на мужика, не знающего слово «контрацепция». — Ты про през… — тут же осекаюсь и жду его ответ.

— Двое сыновей и дочь.

— Когда Дашка успела подложить тебе такую свинью? Ты извини меня, пожалуйста, за излишнюю прямолинейность и, возможно, бесцеремонность, иронию и здоровый цинизм, но я трезв, если что. Просто тяжело себе представить, что молодой мужик…

— У меня очень взрослый совершеннолетний сын от первого брака…

А-а-а-а! Сбитый летчик с раздолбанным несчастным случаем фюзеляжем, спланировавший на совсем не сострадательную Дашку. Да уж повезло чудаку. Тогда вообще тут ни хрена не вяжется, а я выпавший сейчас расклад, как ни постараюсь, не вкурю.

До этой нашей встречи я с большим трудом представлял себе какого-то крутого, но чересчур серьезного и сильного, мужа Дашки, о котором все только с пиететом, воспевая дифирамбы, говорят, когда о том, как бы между прочим, заходит речь. А вот

теперь, сидя рядом с этим Ярославом, я не могу сложить две цифры — два и два, что называется, от того нехорошего слова «совсем»! Ведь самая старшая Смирнова — весьма заносчивая и крайне нетерпимая особа, исключительно к тому, что, по ее мнению, не является первосортным и сверхкачественным, эксклюзивным и выпущенным только в единственном экземпляре. Однорукий скромный и спокойный муж, который, судя по тому, что я наблюдаю даже обнять ее толком не может, чтобы не сдавить и ерзающими туда-сюда шарнирами тоненькую кожу не прижать:

«Что-что?» — это из разряда «очевидное и невероятное», потому что противоречит ее кодексу в целом и внутреннему складу в частности.

Дарья Смирнова — эгоистичная надменная засранка. По последней позиции она даже Тоньку может перещеголять. Такая, в сущности, язвительная дрянь.

И еще — весьма важный аспект и не один год длящееся видеонаблюдение — у нее ген первенства заложен божественным вливанием. Ей! И только ей должно быть дано все! Исключительно первой стерве из гордого семейства. Такой гордячки, упрямицы и временами долбаной зануды я больше в своей жизни не встречал. Вероятно, это связано с тем, что она перворожденная, самая взрослая и самостоятельная чувиха.

— … А Яся и Глеб от кумпарситы.

Отменный, твою мать, пиздец!

— Ты смелый, Ярослав. Кумпарсита?

— Вместо рыбки. Мне так привычнее. А про смелость… Это был корявый комплимент от собрата?

Ну, не зависть же, в конце концов? Тем более что меряться нам пока с ним нечем. Даст Бог, и случай не представится. Так что:

— Это мое неуклюжее признание первенства за сильным самцом, у которого, похоже, по определению, невзирая на сопутствующие трудности, — кивком указываю на его искалеченную левую конечность, — однозначно фартовая судьба и счастливая семейная жизнь. Могу приставку альфа- присовокупить к уничижительному для отдельных личностей «самцу». М? Ты альфа-самец в этой, — киваю на хохочущих Смирновых, — женской стае.

Но твой прайд, похоже, в скором времени поредеет. Замечаю, как Костя, взяв под руку Юльку, отводит ее в сторону и прижав собой к стене, целует.

— Без вопросов…

Мне уже нравится этот Ярик Горовой. Спокойный «мальчик» трех детей, словно бегемот. Кружит возле Дашки и в ус вообще не дует.

То ли дело Красов… Очень жаль его. В холодную Юленьку влюблен, а она, похоже, все еще страдает за своим Святом. Между прочим, приятно удивлен, что Ярослав с ним тоже знаком:

«Служили вместе по контракту!».

Какая интересная житуха у местных мужичков…

— Тебе помочь? — пальцами касаюсь оттопыренного бедра Тоника, следящей за каким-то варевом на плите.

— Руки убери, — дергается и оглядывается назад. — Велихов?

— М? — делаю вид, что не догоняю ее злость.

— Какого черта?

— Забыла? — становлюсь за ней и напираю телом, утыкаюсь пахом в задницу, затянутую жутко узкой юбкой с какой-то высокой талией. — Платьице не тесновато?

— Отодвинься, — Смирнова тощей жопой пытается отпихнуть меня.