Gelato… Со вкусом шоколада

Иголкина Леля

«Какого черта? А что это такое?» — бесшумно двигаю губами, замечая возле входной двери мусорный пакет, по габаритам способный вместить крохотного человека — например, ребенка, девушку, лилипута или человеческие части тела, вырванные из уключин-суставных сумок каким-нибудь больным уродом.

Сын решил обновить свои полати по фэншую? Перебирает старое тряпье? Присаживаюсь и раскручиваю черный пластиковый мешок.

Пушистый женский свитер, небольшие по размеру джинсы, нижнее белье — почти прозрачный серебристый

лифчик, полушубок и на высоком каблуке замшевые сапоги. Теперь всего один вопрос:

«Здесь только вещи! А где же тело той, которую мое дитя, похоже, у себя в квартире в порыве страсти или в состоянии глубокого аффекта догола раздел и расчленил?».

Стараясь не шуметь, плавно нажимаю на дверную ручку и напираю на почти бронированное полотно. Чудеса! Дверь сразу поддается, а я почти проваливаюсь внутрь. Прихватив поклажу, захожу в полутемную квартиру.

Тишина и странный холодок… А где-то в глубине я слышу очень странный звук. Такое впечатление, что кто-то шустро семенит ногами, подпрыгивает на месте и тяжело вздыхает, затем негромко напевает, плюется и шутливо чертыхается. Что за наваждение? Сын прикормил какое-то чудное привидение? Барабашку вызвал или…

Неземное существо, прикрытое белой простыней, как погребальным саваном, кружит по пространству жилого помещения. Воздушное, тонкое и… Очень женственное.

«Это девушка? Наверное. Точеная фигурка, четкий контур, спрятанные покрывалом изящные, хоть и небольшие, формы, и босые ножки с крохотными пальчиками, шлепающие по деревянному полу. Кто она такая? Да еще к тому же здесь? В квартире холостяка и разгильдяя» — мысли щелкают, как карточки с пластмассовым изображением, вынесенным моим воображением на такую же огромную простыню, как и ее дешевый и дорогой наряд одновременно.

— Пап? — знакомое лицо внезапно выплывает как будто с правой стороны. — Привет! Как ты вошел?

— Дверь открыта. Это кто? — киваю через его плечо.

— Это? — не оборачиваясь на девчонку, вопросом отвечает на вопрос.

— Оставим игры. Ну? — рассматриваю странный образ, зигзагом двигающийся по свободной площади, словно лебедь белая плывет, выискивая тихий камышовый уголок со своим гнездом.

— Р-р-р, гав-гав! — он задирает голову и воет драным псом. — Загостилась, но сейчас уйдет. Ты рано…

«Это ведь она?» — одариваю злобным взглядом сына.

— Ты ничего не перепутал? — шиплю.

— Да вроде нет. А что?

Антония Смирнова — младшая дочь Сергея, о котором несколько минут назад мы говорили с Максом, когда обсуждали план на предстоящий Новый год. Девочка, которую громко хвалит шеф крутого ресторана, и хозяйка магазина, в который я, как по расписанию, вожу Наташку за любимым сладким для вечернего сидения у экрана телевизора, под теплым пледом на большом диване, разгуливает в голом виде по жилплощади моего сына.

— Что с ней? — рукой

отодвигаю и убираю со своего пути его, а он вдруг возвращается назад и становится живой преградой между мной и девушкой, которая странно кружится, словно под свою собственную мелодию кренделя рисует и раскатывает танцевальный шаг.

— По-моему, Тузик пляшет вальс. Вообще говоря, затрудняюсь дать ответ на твой вопрос. Я…

— Она здорова? — прищурившись, пытаюсь рассмотреть, что с той, за которую Смирнов запросто убьет и вырвет яйца с корнем вот этому, например, козлу, если он не перестанет сей же час подстегивать любимую дочуру на что-то, что не понравится ее отцу.

— Физически — естественно и вполне. Психически… — ухмыляется и подкатывает глаза. — Это же Тонька, а у нее, как всем хорошо известно, с мозгами полный швах, па. Так что ты хотел?

Это ведь ее вещи, там за дверью, которые я сейчас в квартиру предусмотрительно занес? А стало быть, под этой простыней она полностью раздета? Это сделал Петя?

— Её? — поднимаю руку и протягиваю мешок ухмыляющемуся Петру.

— А где ты это нашел? — как будто в изумлении задает вопрос.

— Не смешно. Она…

Петька оборачивается и смотрит на фигуру, которая сейчас стоит как раз напротив окна. Свет обнимает Нию, а нам предоставляет всеобъемлющий эстетический экстаз от обнаженного и тонкого молодого тела. Красивый силуэт и странная раскачка, в которой женщина курсирует по квартире лихо будоражит мою кровь, заставляет дергаться и испытывать определенный дискомфорт, от которого закорачивает полный нервный импульс и стопорится с урчащим звуком «у-р-р-р» сердце, по сравнению с этой девочкой, стремительно и на глазах дряхлеющего старика.

«Наташка, Наташка, я так люблю тебя» — как клятву повторяю и считаю про себя, сколько раз я плотское словил, рассматривая невесомый светлый и запретный образ, укрытой тонким покрывалом малышки, с отцом которой я сто лет знаком и впредь не хотел бы потерять эту дружбу.

Да что со мной? Я ее хочу? Или…

Она слишком похожа на женщину, с которой я тридцать лет бок о бок и душа в душу прожил. То есть… Твою мать! Только этого мне не хватало. Я от почти потенциальной дочери торчу? Старческий маразм и очередной приход?

— Одень ее, — быстро опустив взгляд, шиплю.

— Я ее не раздевал. К тому же не было такого уговора, да и я не в настроении. Она достала, па…

— Какая, бл, разница. Мне… — задираю голову и смотрю на великолепную красоту. — Она, как дочь. Ты что… Вы… Велихов, твою мать! — сжав руки в кулаки, грозным шепотом рычу. — Убери это.

— Это новое пари, отец. Смирнова решила доказать себе или мне — мы не решили, если честно, что сможет обольстить, соблазнить и даже изнасиловать меня. Только я на это не куплюсь. Что в ней особенного? Сиськи, жопа…