Ген свободы
Шрифт:
Я послушно опустилась в кресло напротив стола шефа, которое предназначалось для посетителей. Кресло это удобное, гораздо лучше того стульчика, сидеть на котором обычно приходится мне. Что характерно, когда шеф восседает на своем месте на столе, с этого кресла гостю приходится смотреть на него снизу вверх. Со стороны особы длиной полметра, а высотой и того меньше, это серьезное достижение!
— Мне всегда казалось, что проституция порицается, потому что ее порицает религия, — осторожно проговорила я.
— И да и нет, — вздохнул Мурчалов. — То есть в точности
Я кивнула, все еще не очень понимая, к чему шеф клонит.
— Видите ли, — проговорил шеф, — не так важно, является ли плотская любовь запретным плодом… Важно то, что люди, которые сдают в аренду кому-то другому свое тело, тем самым как бы отказываются от права на него. Они будто бы позволяют делать с собой что угодно… во всяком случае, так это видят многие клиенты. Именно за этим к ним и идут. Это хуже, чем если бы генмод взялся совокупляться с неразумным зверем ради удовольствия! — добавил Мурчалов с неожиданной страстью.
Меня передернуло.
— То есть, вы хотите сказать… проституток унижают, и поэтому не уважают?
Мурчалов медленно наклонил пушистую голову.
— Именно так. С точки зрения большинства клиентов, они позволяют себя унижать, удовлетворять собой самые низкие желания… Поэтому не считается зазорным вести себя с ними как угодно, коли уж деньги заплачены. То же самое касается и генмодов, которые добровольно согласились на роль любимцев. В большинстве случаев это несчастнейшие создания. Хотя далеко не все из них осознают себя несчастными. Еще хуже то, что такая жизнь развращает… — Мурчалов вздохнул. — Я знаю крайне мало случаев, когда любимцам удалось, заработав денег, вырваться на свободу.
— Но ведь у них же нет другого выхода? — проговорила я неуверенно. — Рабочих мест для генмодов не так много…
— Увы, — произнес Мурчалов. — Вы можете сказать, что у проституток тоже во многих случаях нет другого выхода. Редко кто занимается этим ремеслом от хорошей жизни. Не говоря уже о том, что большинство из них женщины, а даже в нашем городе движение суфража так сильно развито всего лишь примерно два поколения. Представьте себе — всего сорок или пятьдесят лет, как женщины могут претендовать на обучение или рабочие места почти наравне с мужчинами! А ведь за границей дело обстоит гораздо хуже.
Об этом я тем более не задумывалась.
— И мы никак не сможем помочь Мягколап? — это вырвалось у меня само собой.
— Отчего же не можем? Мы можем развеять ее опасения и разобраться, в чем замешан ее хозяин. Что же касается душеспасения и прочего, то здесь уже навязывать ей ваше представление о должном — бестактность высочайшей пробы. Она может быть вполне довольна своим положением. Или иметь совершенно другой взгляд
Последний довод шефа звучал особенно логично, но все же не укладывался у меня в голове. Я-то уже построила себе картинку, что Мягколап терпит такое обращение и подлизывается к служанкам, которые смотрят на нее сверху вниз, только чтобы добыть средства к существованию, а оказалось…
И тут у меня в голове окончательно сложилось то, что стоило бы понять уже очень давно:
— Шеф, — сказала я. — Но ведь если Соляченкова хочет подчинить генмодов с помощью контрольных булавок… и если она массово достает эти булавки… То единственные, кого ей имеет смысл подчинять — это генмоды из элиты, те, у кого есть власть и влияние! Вроде вас, вроде Пожарского…
— О, насчет меня вы преувеличиваете, — фыркнул Василий Васильевич. — Некоторое влияние у меня, возможно, и есть, но вот власть? Ни в малейшей степени.
— И все же на раут на борту «Прогресса» вас пригласили… — произнесла я, и только после этого поняла, что именно сказала.
— А, догадались наконец-то! — шеф удовлетворенно облизнулся. — Да, что бы ни планировала Соляченкова, она, безусловно, хотела собрать всех влиятельных генмодов Необходимска в одном месте… Вот только неясно, что именно она задумала. Не мог же ее план сводиться к крушению дирижабля со всеми нами на борту? В конце концов, людей там было гораздо больше! А эта арка и вовсе вызывает у меня вопросы… — шеф явственно задумался. — Логично предположить, что Соляченкова нашла специалиста — может быть, нашего старого знакомого Златовского, может быть, еще кого-то, — кто сумел увеличить радиус и силу действия контрольных булавок. Но какой приказ она рассчитывала отдать всем генмодам на борту, и как собиралась замаскировать это? Наконец, почему она не сделала этого сразу же, как только все собрались, почему отправилась с нами на эту экскурсию…
— Да, это и в самом деле странно, — согласилась я. — Жалко, что обломки этой арки получить не удалось!
— В самом деле, жалко, — шеф бросил на меня пристальный взгляд. — Поэтому ваша слежка за Вельяминовым приобретает первостепенное значение! Чем больше я думаю, тем меньше сомневаюсь, что он замешан во всем этом деле.
…А я не справилась. Шеф это не сказал, но мне и не нужно было его слов, чтобы слышать неодобрение.
Чтобы кое-как справиться с досадой, я спросила у шефа:
— А как ваша сторона дела? Удалось вам проверить кумпанство «Ния хоризонтер»?
— До некоторой степени, — сказал шеф. — Сейчас жду сведений от моих знакомых в Юландии. К сожалению, ответную телеграмму мне смогут послать только завтра утром или после обеда. Кстати говоря, вам этим делом придется заниматься тоже. Но от Вельяминова и Мягколап я вас не освобождаю!
— Вот как? — все же я не могла скрыть радости: история с дирижаблем мне казалась легче и интереснее мутных делишек Вельяминова. — И что именно мне придется делать?