Генерал-адмирал. Тетралогия
Шрифт:
Единственной убедительной причиной изменения повседневных привычек человека высшего света, которую я смог придумать, было обращение к Богу. Над этой легендой я и работал изо всех сил. Достаточно сказать, что за последние три месяца я совершил паломничество уже по трем десяткам монастырей. Даже поездка в Москву была официально замотивирована как посещение Троице-Сергиевой лавры и Свято-Донского монастыря. Все остальное — встречи с московским купечеством, с Тимирязевым, Мичуриным, поездка в Тулу, отправка экспедиции в станицу Магнитную — осуществлялось «попутно». А протоиерей отец Иоанн официально считался моим духовником, что немало способствовало поднятию и его собственного авторитета в церковной
Я, как и большинство тех, кто вырос в советское время, к религии относился не слишком позитивно. Впрочем, на такое отношение не только советское время повлияло, но и постсоветское в немалой степени тоже. А как, скажите, относиться к организации, которая проповедует чистоту помыслов и спасение души, а сама вовсю гонит в страну импортный алкоголь и табачные изделия, поскольку выбила у государства право поставлять сии продукты беспошлинно или с минимальной пошлиной? А именно этим наша церковь во времена перестройки и правления Борьки-алкоголика и занималась. Потом, правда, она вроде как от этого отошла и даже подобную практику осудила, но как говорится в известном анекдоте, осадочек-то остался. Да и современные мне батюшки в массе своей ярым благочестием не отличались, предпочитая подходить к работе как к набору бюрократических процедур, а к храмам как к отданным им в пользование объектам малого бизнеса.
Но отец Иоанн внезапно открыл мне и другую церковь. Ту, каковой она должна быть… В результате я не так давно поймал себя на мысли, что моя игра на публику мало-помалу начинает становиться и не совсем игрой.
В Кронштадте я бывал почитай каждую неделю, а оттуда по всему флоту и Военно-морскому ведомству, по дворцам и светским салонам кругами расходились слухи о том, что генерал-адмирал и великий князь Алексей Романов, блестящий офицер, светский лев и изрядный бабник, сильно изменился…
— Алексей Александрович, к вам Месмахер.
Я выплыл из своих мыслей и, поднявшись из-за стола, двинулся навстречу архитектору:
— Добрый день, Максимилиан Егорович. Чем порадуете?
Месмахер пожал мою протянутую руку и, перехватив торчащую под мышкой большую папку с рисунками и чертежами, уже привычно поинтересовался:
— В угловую гостиную пойдем, Алексей Александрович?
Там находился самый большой — если не считать обеденного — в особняке стол, на котором было удобно раскладывать эскизы.
— Да-да, конечно…
— Вот, ваше высочество, все исправил, как вы сказали.
Я наклонился над разложенными чертежами. Месмахер продолжал:
— Как вы и желали, проект переделан под водяное отопление. Предусмотрены здание флотского детского приюта со спортивным и фехтовальным залами, а также конюшня и каретный сарай. В здании, примыкающем к крылу личных покоев, — несколько жилых апартаментов, крытый переход от этого крыла ведет в большой трехэтажный корпус, который, по вашей просьбе, спроектирован как присутственное место.
Я молча кивал, слушая Максимилиана Егоровича. Мой дворец, строительство которого финансировалось Дворцовым ведомством, претерпел по сравнению с первоначальным проектом, вчерне одобренным еще темАлексеем Романовым, значительные изменения. Во-первых, общие площади увеличились в три раза. Во-вторых, из дворца светского льва и принца крови комплекс функционально преобразился в штаб-квартиру крупной корпорации, расположенную в каком-нибудь опасном месте и потому включающую в себя, кроме помещений под офисы и службы, казармы охраны, арсенал, тренажерные залы и хорошо защищенные апартаменты
Внешний стиль оформления дворца я менять не стал, и он напоминал романтические замки средневековой Франции.
— Что ж, Максимилиан Егорович, на мой взгляд, вы учли все мои пожелания. Как скоро вы намерены начать строительство?
— Это зависит от того, когда Дворцовое ведомство выделит деньги на стройку, — развел руками Месмахер, — а согласно тому, что я смог узнать, выделение денег планируется не ранее восемьдесят пятого года. — Архитектор украдкой вздохнул, но, когда вновь заговорил, голос его звучал довольно бодро: — Впрочем, я буду дорабатывать проект. Я уже понял, что ваше высочество желает оснастить дворец самыми передовыми устройствами и механизмами, так что я еще раз затребую всю информацию на сей счет, и если что-то привлечет мое внимание — немедленно внесу изменения и доложу вам.
Я задумался. Тысяча восемьсот восемьдесят пятый… да еще строить и украшать будут года три-четыре… Что ж, раньше 90-х мне он и не понадобится. Скорее даже и в 90-х не понадобится. Все одно по большей части буду торчать либо в Магнитогорске, либо… за морем. Ключевые моменты своих планов я пока боялся озвучивать даже мысленно. А вот позже…
Распрощавшись с архитектором, я пообедал вместе с Кацем, обсудив с ним заодно кое-какие финансовые дела, а затем отправился в порт, где для меня еще с утра был приготовлен паровой катер для поездки в Кронштадт. Каца привезли на этот катер в закрытой карете, впрочем, я до причала добирался в похожем экипаже, да еще и бронированном. Ну, слегка. Ибо к опасностям покушения на свою особу относился весьма серьезно.
Так что днище и стенки кареты были усилены железными вставками, а в дверь вделано толстое стекло. Бронированным оно не было — не существовало пока такой технологии, — но пулю из револьвера Смита и Вессона заметно ослабляло, а также препятствовало возможности закинуть бомбу внутрь кареты. Вообще, надо бы положить начало автопрому. Даймлер и Бенц как раз где-то в это время должны были запатентовать свой автомобиль… Эх, будь у меня время и деньги, как много можно было бы сделать! Автомобили, авиация, да здесь еще даже кинематографа нет! Но и с временем, и с деньгами у меня пока было напряженно, поэтому пришлось расставить приоритеты и сосредоточиться на двух направлениях — флот и промышленное развитие. И на это времени не хватало-то! А о деньгах я уже не говорю. К тому же приоритет — не главное. Даст Бог, позднее и этим займемся…
До Кронштадта мы добрались за полтора часа. Можно было и быстрее, но у меня что-то разболелась голова. Несмотря на то что я уже считай выздоровел, а трость таскал больше для того, чтобы демонстрировать окружающим свою «немощь» и тем расширить себе свободу маневра, мое самочувствие по-прежнему оставляло желать лучшего. Регулярно болела голова, после завтрака я мучился изжогой, утром слегка опухали суставы рук. Да и в целом сохранялось ощущение нездоровья, которое я, по зрелом размышлении, отнес к рассогласованию между телом и сознанием. Хотя с момента моего «попадания» в тело Алексея Романова прошло уже почти полгода. Это что же, я теперь здесь все оставшееся время буду себя так чувствовать? Гадство!