Генерал-адъютант его величества
Шрифт:
Черт, а в голову ничего путного не влезет — ни с ним поехать, ни здесь оставить. Леший его побери, всю нечисть проберешь, а ничего в голову не полезет!
Андрей Георгиевич по-человечески ее, как-то, наверное, понял, но если сравнить заботы его — земные в рамках России — и небесные, в рамках аж всего человечества, отнюдь не преувеличивает, ее — родить одной женщине одного ребенка, то сразу понятен весь приоритет.
Поэтому извини! Макурин нагнулся и слегка ее обнял — беременную больше нельзя, как не обижайся — поцеловал в прекрасный, даже теперь весь
Она же, намереваясь хоть в чем-то его переиграть, жалобно посмотрела сидя вверх на стоящего мужа, уже готового идти и мысленно отсюда далеко, может в Зимнем дворце, может в министерстве, а может в самом деле в поместье. И показала пальцем — красивым, тоненьким и длинным — на красивые же губы — целуй туда!
Ах, ей нельзя было отказать — такой прелестный, такой прочувственной и изысканно-сексуальной — даже на большой живот и портящую ее беременность. Все-таки уже целый шестой месяц. Еще раз нагнулся и уже по-настоящему крепко поцеловал, по мужски, и не как девственную капризную девушку, а как настоящую женщину, познавшую и желающую физический секс.
И все милая, мне действительно некогда! Муж подбадривающее посмотрел на нее — всем тяжело, не тебе одной — и быстро сбежал, аж подковы зимних сапог простучали по лестнице дома. А ей вот здесь скучать, считать зевки. Понимал — наступал период поздней беременности, каких-то два-три месяца, когда живот уже не пускал практически никуда и приходилось коротать с Аленкой и еще тремя — четверьмя слугами. Это было действительно мало и потом, в кутерьме с маленьким ребенком, недавно родившимся, большим ребенком — мужем, родившимся давно и не ею, но все равно утягивающаяся много времени, она будет жалеть эти дни.
Но сейчас-то, пока они неспешно идут, хоть посуду бей на обеденном столе. Или вон болтушке Аленке сделай что-то больно. Как-то уж охотно и быстро дражайшей супруг подобрал ей мужа, смазливого, надо сказать, парня, на которого она тоже посматривала, чисто платонически, конечно, куда ей при беременности-то и при здоровом муже.
И Алена ведь тоже, даже почти не посмотрела — красив ли, здоров ли, молод ли, хотя бы? Ай, как подозрительно все. Хотя еще небольшой кусочек головы трезво указывал, что делается все ради нее же и кровь в новобрачной постели подтверждает, что невеста пришла к своему мужу честной…
Ну да пусть, не хочется ей думать! И беременная Настя лениво махнула к служанке Алене — пусть расскажет нечто зряшное, но интересное, барыня что б не скучала до обеденной поры, а потом до ужина.
А Андрей Георгиевич меж тем быстренько добежал по морозцу до санки. Хоть и шинель у него было теплая, на меху, а на шее лежала целая бобровая шкура — все по высокому чину его высокопревосходительства — а по утренней поре как-то мерз.
Шлепнулся в сени, укрылся суконной полостью, утепленной волчьими шкурами и только тогда с трудом угрелся, напоследок позавидовав жене Насте. Хотя чего уж там завидовать беременной женщине, грех один, прости Господи.
Вспомнил про Бога и сразу припомнили дела. Нынешнего дня многие
Макурин усмехнулся и удивленно проморгнулся. Так задумался, что и не понял, как оказался у подъезда Зимнего дворца. Во как!
Пришлось пойти, да не просто незамечено, а величественно, с визгом, писком, ревом (это в пересказе самого Макурина). Что же делать, не было у бабы заботы, так она порося завела.
С недавних пор император Николай I своим монаршим рескриптом повелел его святейшее преподобие встречать только у парадного подъезда, с гвардейским караулом, как любого из семьи Романовых.
В подлиннике сначала было написано аж как действующего императора. Макурин едва было уговорил Николая, что исконно в России находился один монарх, а два наличествующих вызовут в народе разброд, а в государство смятение.
Кое-как уговорил. Но когда попаданец попытался еще и убрать себя из семейства Романовых, то не сумел это сделать. Его просто не поняли и император Николай, и цесаревич Александр, и, скорее всего, императрица Александра Федоровна и прочие взрослые члены семьи, если бы были в это время при разговоре.
Ведь в чем, собственно, была ирония. Макурин-то поскромничал, да и просто поленился, не желая ставить свою фамилию с императорской, а члены этой семьи вдруг решили, что он, святой, ставит выше себя российского монарха и его родных. Чуть не разругались (они с ним, а не он с ними) и Андрей Георгиевич вынужден был уступить. А теперь вот мучиться на морозе сам и мучить гвардейцев.
Хотя последних уже можно было и не жалеть. Макурин гвардейцев за свою нелегкую военную службу жалел, каждый раз караульных благословлял, из-за чего те не только улучшали здоровье и повышали общий настрой. Им и по жизни (кто по службе, а кто и по личной судьбе своей) поднялось, а поручик Зазвеняйло, получив три благословения, вдруг обнаружил четвертую звездочку, о чем сообщил в рапорте полковому командиру полковнику Шамбранду.
Полковник сей был опытен и даже циничен. Звездочки эту можно купить за сущие копейки, а потом незаметно прикрепить. Плавали — знаем, нахал, однако! Но, когда поручик представил на полковом офицерском собрании погоны, звездочки оказались гораздо крупнее, чем стандартные и из чистого золота!
При этом ни сам поручик, ни нижние чины, ни добровольцы из присутствующих офицеров их снять не смогли. И дело не в том, что они оказались крепко прикреплены к погонам. Такое чувство, что это была только кажимость (фантом в будущем). Ножи, клещи, даже голые пальцы рук проходили сквозь звездочки, не принося видимый вред ни первым, ни вторым.