Генерал-адъютант Николай Николаевич Обручев (1830–1904). Портрет на фоне эпохи

Айрапетов Олег Рудольфович

В еще больших масштабах превосходство организации Пруссии проявилось в 1870 году. Французский военный агент в Пруссии подполковник барон Эжен Стоффель неоднократно предупреждал Париж о том, насколько сильна прусская армия. В 1868 году он писал: «…состав прусского генерального штаба принесет Пруссии в ее будущей войне громадную пользу… Мое глубокое убеждение я выражаю в последний раз: будем остерегаться прусского генерального штаба (выделено автором. – О. А.)»³⁹¹. В том же году Берлин посетил принц Наполеон. После того, что он там увидел, и после разговоров со Стоффелем он заметил: «Нам нельзя более смеяться над Пруссией»³⁹².

С точки зрения военного агента, этого вообще не стоило делать, и уж тем более после австро-прусской войны. Пруссия имела огромный резерв обученных солдат – по подсчетам Стоффеля, которые он регулярно присылал Военному министру, около 900 тыс. чел. «Как же мы будем бороться, – предупреждал он, – имея несколько сотен тысяч человек нашей армии против двойной, даже тройной армии, так прочно устроенной?»³⁹³

Перед франко-прусской войной обе стороны имели примерное равенство военных потенциалов, однако превосходство немцев в организации позволило им выставить в 1870 году 461 тыс. чел. против 267 тыс. французов. В феврале 1871 Франция выставила около 700 тыс. импровизированных войск, немцы же – 936 тыс. прекрасно подготовленных и экипированных бойцов под руководством лучшей военной системы Европы во главе с ее творцом – Мольтке-старшим³⁹⁴. Совершенно устаревшей была и боевая практика французов.

В 1866 году на вооружение французской армии была принята новая винтовка – системы Шаспо. В 1867 году началось перевооружение³⁹⁵. «Образец 1866 года» давал возможность прицельного выстрела на 1600 шагов. Прусская армия явно уступала французам в этом виде оружия. На вооружении стояло три образца игольчатого оружия – 1841 года (мушкетеры), 1862 года (фузилерные батальоны), 1865 года (фузилерные полки); драгуны и гусары имели на вооружении игольчатые штуцеры с дальностью стрельбы около 400 шагов³⁹⁶.

Прусский Генеральный штаб, после значительных потерь, понесенных в 1866 году от австрийской артиллерии, при полной поддержке правительства настоял на значительных заказах у Круппа, в результате которых прусская армия получила новые орудия, превосходившие вооружение потенциального противника по мощности, скорострельности и дальности стрельбы. Прусская система не исключала человеческих ошибок, но она обеспечивала их тщательное изучение и анализ, что позволяло сделать верные выводы и принять правильные решения. Политическая поддержка Бисмарка гарантировала материальное обеспечение этих решений³⁹⁷.

С другой стороны, все более сокращавшийся авторитет и влияние Наполеона III привели к тому, что, потратив значительные суммы на перевооружение пехоты, он так и не решился потребовать у Законодательного корпуса выделения средств на перевооружение артиллерии – французская армия вступила в войну 1870 года, имея артиллерийский парк образца 1859 года, значительно уступавший современным крупповским орудиям своего противника³⁹⁸. К этому стоит добавить, что армия Второй империи, обладая одной из лучших по тем временам винтовок, вступила в войну, будучи твердо уверенной в превосходстве furia francese – французской ярости, то есть штыковой атаки, над тевтонским духом.

Результат военных действий должен был разочаровать убежденных сторонников штыка. В ходе войны штыковую рану получило всего 650 чел., или 0,7 % всех раненых, рану пикой или саблей – 1146 чел., или 1,2 %. Абсолютное большинство ранений выпадает на винтовочные – 56 062 чел. или 91,6 %. Раны от огня артиллерии получили 5084 чел., или 8,4 %³⁹⁹. Впрочем, превосходство в стрелковом

оружии так и не помогло французам. Результатом реализации организационного преимущества Пруссии стал ее триумф – полный военный разгром Франции.

Трофеями немцев стали 602 полевых и 1362 тяжелых орудия, 1770 тыс. ружей, огромное количество боеприпасов и военного имущества. В ожидании неизбежного и очевидно близкого мира гарнизон французской столицы после разоружения был интернирован в городе. Германское командование просто не имело возможности вывезти и расположить где-либо новую волну пленных⁴⁰⁰. Практически вся довоенная французская армия перестала существовать, в плен к немцам попало 110 полков линейной и гвардейской пехоты, 59 полков кавалерии, шесть полков морских пехотинцев, один полк конных жандармов. Ту же судьбу разделили 44 вновь образованных полка линейной пехоты и приблизительно такое же количество мобильной гвардии⁴⁰¹. Это был настоящий триумф германского оружия.

Основным принципом ведения войны уже во времена наполеоновских войн, которые характеризовались отсутствием сплошного фронта борьбы и незначительной пропускной способностью дорог, не позволявших быстрый одновременный маневр крупными силами, становится принцип, сформулированный позже Гельмутом фон Мольтке: «Идти порознь, драться вместе», чтобы быть сильнее в нужный момент в нужном месте. Без отлаженного штаба достичь этого невозможно. С развитием сети железных дорог, введением всеобщей воинской повинности возросло значение взаимосвязанных плана мобилизационного и плана боевых действий, а следовательно, и тех армейских институтов, где эти планы разрабатывались. ГШ можно уподобить рулевому управлению судном: чем крупнее водоизмещение и больше скорость, тем сложнее система управления кораблем. В посленаполеоновскую эпоху в европейских странах произошел откат в процессе становления этого учреждения.

В России служба Генерального штаба и сам этот институт в начале XIX века находились еще в зачаточном состоянии. К. Клаузевиц вспоминал о невысоком профессиональном уровне генерал-квартирмейстера русской армии в начале войны 1812 года – генерала Мухина: «Назначен он был на эту должность лишь потому, что он выделялся искусством съемки местности и черчения карт. В армиях, еще отсталых в отношении образования, эта специальность обычно почитается воплощением всей военной науки»⁴⁰². Следовательно, даже копирование европейских норм в этот период современники оценивали положительно (см. оценки Обручева в первой главе).

Франция, остававшаяся и после Наполеона I законодательницей в ряде военных вопросов, пошла по пути формирования корпуса офицеров, причисленных к Генеральному штабу, то есть прошедших курс академии (основанной в 1818 году бывшим маршалом Наполеона Гувионом Сен-Сиром) и имевших первоочередное право на занятие командных и штабных должностей. Однако «вместо протекционизма житейского на сцену был выдвинут протекционизм науки, знаний. Оторванность от армии, цеховой характер созданного вновь учреждения (ГШ. – О. А.), отсутствие хорошей подготовки в самом генеральном штабе не создали ему авторитета ни в войсках, ни у старших начальников. Поражения 1870 года нанесли окончательный удар престижу этого учреждения»⁴⁰³. Примерно такая же система установилась и в Австрии: «До семидесятых годов XIX столетия генеральный штаб был невелик по своему составу, образуя 5-е отделение военного министерства»⁴⁰⁴. Австрийцы и французы пошли на реформы Генерального штаба только после поражений, соответственно в 1866-м и в 1871 годах⁴⁰⁵.