Генерал Доватор
Шрифт:
— А вот генерал — батько не батько, — уже вслух говорил Буслову Филипп Афанасьевич, — сын не сын, а жизнь свою за него положить можу. Только встали на привал, а он мне каже: «Пойдем, Филипп Афанасьевич, к танкистам в гости». Я хотел адъютанту побудку устроить, а вин запретил. «Капитан, — каже, — не спал три ночи. Нехай отдохнет, идем на пару». Ну, пришли до танкистов, а они собираются — четыре танка, — передовой отряд идут догонять. Они ему приданы, ну, а дорога погана така, отстали трохи. «Сидай, — каже, — Афанасьевич, поедем до генерала Атланова, обстановочку там понюхаем. У Иосифа Александровича узнаем что-нибудь такое дуже интересное. Сегодня нам придется подраться добре». Сели, поихалы. Он туда в середку залез, я поверху, возле той чертовой башни, вместе с автоматчиками. Гудить, гремить,
По прибытии в штаб корпуса Доватор срочно собрал командный состав на совещание.
Разместились прямо на снегу под деревьями. Кто сидел на пне, кто на куче еловых веток, кто на свалившемся кряже. Командиры частей, начальники штабов, комиссары, политработники шуршали листами карт.
Серые, остро поблескивающие глаза Доватора зорко оглядели собравшихся. Лица, выдубленные морозами и ветрами, осунулись, но в глазах у всех был живой, нетерпеливый блеск.
— Знаю, товарищи, что люди устали и кони тоже, но отдыхать некогда. Доватор поправил на голове серебристо подернутую инеем коричневую папаху. — Противник всюду бежит. Слушайте приказ.
Быстро и коротко Доватор обрисовал сложившуюся обстановку и объяснил, кому и что нужно делать.
К тому времени дивизия Атланова вышла на рубеж юго-западнее озера Тростянского и перехватила дороги Онуфриево — Денисиха, завязала бой с авангардом отступающей 78-й дивизии противника. Дивизии Тавлиева было приказано: охватить деревню Сафониху с юга, где скопилось большое количество немецких войск и техники. Дивизия Медникова наносила фланговый удар с юго-востока, от Загорья. Спешив несколько эскадронов, Доватор пересадил их на танки подполковника Иртышева и двинул впереди кавалерийских полков.
— Ты чувствуешь, Михаил Павлович, какое предстоит дело? — сказал Доватор Шубину.
— Отлично чувствую. Ты меня сегодня столько заставил перечувствовать… — проверяя крепость седельных подпруг и укоризненно качая головой, ответил Михаил Павлович.
— Стоит ли вспоминать, Михаил Павлович? Сам знаю, что нехорошо получилось, — улыбаясь, оправдывался Доватор. — Пошел танкистов проведать, думал, быстро вернусь. А это такой лихой народ, момент — и умчали к генералу Атланову. Разве можно было утерпеть, когда сердце чуяло — быть интересному делу? Так оно и вышло…
— Следующий раз ты у меня, голубчик, так не выскочишь… Ну, хоть бы автоматчиков взял, а то улизнул с одним бородачом. Хорошо, что все благополучно обошлось.
— Да не думаешь ли ты, что я пошел ради удали, шпорами звякать?
Доватор дал коню обычную порцию сахара и, поставив ногу в стремя, мигом очутился в седле.
— Зачем мне так думать? Ты не юнец какой-нибудь, а генерал, возразил Шубин. — А генералу положено себя беречь.
— По чести тебе признаюсь, Михаил Павлович: никак не могу привыкнуть к тому, что мне не девятнадцать лет, а почти сорок. Очень уж хочется остаться молодым и думать, что я не генерал, командир гвардейского корпуса, а простой курсант Борисоглебского училища… Немецкого генерала захватить, что ли, для солидности? Вместе со всеми потрохами, с дивизией, а?
— Да ты не хитри! Я давно чую, что ты замыслил. — Шубин погрозил ему концом повода и, покачав головой,
— И прихлопнем! — подтвердил Доватор.
— Уверен?
— Да. Ни за что не выпущу! Сережа, подержи коня! — крикнул Лев Михайлович коноводу. Он полез рукой за пазуху, вытащил карту, продолжал: Смотри! Сейчас на пути этой дивизии Атланов и танкисты Иртышева. Они заставили немцев перейти к обороне в районе Сафонихи. Тавлиев закроет им выход с юга, с востока мы постараемся нажать в спину так, что у них затрещит хребет. С севера выход закрывают им Тростянские болота. Она у меня будет вот где, эта дивизия! — Доватор, скрипя кожаной перчаткой, крепко сжал руку в кулак. Спрятав карту, он продолжал: — Я вот съездил к Атланову, провел рекогносцировку местности, и мне сразу стало ясно, что делать. Недаром пролежали со стариком целых два часа в кустах. За это время я детально обдумал боевой приказ и весь план операции. А кроме того, наблюдая за немецкими колоннами, воочию убедился, что гитлеровский солдат совсем не тот, каким мы его считали. На меня повеяло от солдат противника этаким запахом разложения. Правда, отдаленным, но повеяло… Тогда как наши люди рвутся в бой, твердо знают, за что борются. Сейчас нам надо во что бы то ни стало прихлопнуть какую-нибудь крупную часть, захватить побольше пленных и показать конникам, с кем имеют они дело. Вот тогда посмотришь, как зло будут рубить наши казаки.
Они стояли на опушке леса. Мимо проходили кавалерийские эскадроны. Командиры, взбадривая коней и приветствуя генерала, с лихим шиком бросали руки к кубанкам. Прошла батарея Ченцова. Комбат на низкорослой серенькой лошадке ехал рядом с Ковалевым.
— Привет батарейцам! — крикнул Доватор и помахал Ковалеву, подзывая его к себе.
— Я вас слушаю, товарищ генерал, — подъезжая к комкору, проговорил Ковалев.
— Вольно. Привет тебе передаю. — Доватор посмотрел на молодое, осунувшееся и похудевшее лицо Ковалева долгим, внимательным взглядом.
— Спасибо, товарищ генерал. Я получил записку. А теперь что-то нет известий. Как они там? Все в порядке? — спросил Ковалев смущенно.
— Работают отлично. Вчера была передача. Они ведь здесь недалеко, может быть, встретитесь.
— Где же мы можем встретиться?
Ковалев с радостным удивлением поднял на Доватора глаза.
— В районе Тростянских болот. Вот расхлопай немцев в Сафонихе и встретишься. Партизанам там помоги. Не подведешь?
— Не подкачаем, товарищ генерал!
— Ну, надеюсь. Желаю успеха!
Когда Ковалев отъехал, Доватор, повернувшись к Шубину, сказал:
— Неприятная вышла штука. Голенищев сильно обморозился, партизаны привезли его в Сафониху. Рацию, которая стала на морозе капризничать, тоже привезли туда. А сегодня немцы нагрянули как снег на голову. Молодая-то его жена осталась в занятой немцами деревне вместе с Голенищевым.
Доватор замолчал.
— Откуда такие сведения? — спросил Шубин.
— Партизаны сообщили.
Впереди загремели выстрелы. Ряды всадников, колыхнувшись, остановились. Лев Михайлович и Шубин, тронув коней, рысью стали обгонять колонну. По узким просекам со скрипом тянулись длинные обозы с боевыми припасами, продовольствием, ранеными. Колонны втягивались в просеки, словно в темные глубокие коридоры, над которыми, маяча верхушками, могуче вздымались поседевшие от снега деревья.
Опять выстрелы. Вот в скрипучий, разрозненный топот коней ворвалась бешеная ярость пулеметных очередей. Слышно щелканье орудийных замков.
Полки дивизии Тавлиева пошли в атаку на Сафониху.
Немецкая дивизия Готцендорфа, сбитая генералом Доватором на рубежах Локотни, начала было отходить на Валькино, но подполковник Осипов, двигавшийся в передовом отряде, наскочил с фланга на ее авангард, разогнал его и заставил повернуть по неудобным лесным дорогам на Горбово.
Другая колонна, теснимая полками Атланова, уклонилась на север и двигалась параллельно движению нашей кавалерии. Доватор неотступно следил за ней, выбирая момент, когда можно будет дать решительный бой, чтоб полностью ее ликвидировать.