Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
Шрифт:
— О чем речь, Михаил Гордеевич. Ваши бойцы своими штыками брали Новочеркасск. Долг платежом красен. Да и полюбились на донской земле белые «дрозды», чего скрывать не стану.
— Тогда еще раз приношу вам нашу признательность.
— Михаил Гордеевич, у меня к вам есть предложение, которое с генералом Денисовым мы обсудили еще вчера.
— Какое же, ваше превосходительство?
— Мы хотели бы предложить вашей бригаде остаться на Дону, в составе Донской казачьей армии.
— В качестве кого?
— Быть Донской пешей гвардией. Войско
— Но мы же добровольцы корниловского духа, Петр Николаевич.
— Это я знаю и понимаю. Но войдите в мое положение. У донского казачьего войска сегодня нет подлинно регулярных армейских войск — пехоты и полевой артиллерии.
— А пешие сотни станиц, которые сводятся в пешие полки?
— Их надо еще обучить воевать в пехотном строю, Михаил Гордеевич. Донской казак с давних пор был конным воином Прежде всего всадником, владеющим лучше всего пикой и саблей, а потом уж ружьем.
— Но войско же выставляло в Великую войну пешую казачью бригаду в шесть батальонов.
— Выставляло. Но с Кавказского фронта казачьих пехотинцев вернулось немного. А у нас сегодня пеших казаков-ополченцев из станиц и хуторов многие тысячи. Вот в чем беда.
— Беду с казачьей пехотой, Петр Николаевич, можно поправить.
— Каким образом, Михаил Гордеевич?
— Я своих добровольцев обучал пехотному делу и тактике во время похода с Румынского фронта с первых дней. Вы же знаете, что в бригаде, в стрелках, набиралась не одна сотня офицеров и нижних чинов из артиллерии, кавалеристов, инженеров. Есть даже воздухоплаватели.
— Дело в том, что ваши добровольцы в большинстве офицеры. За их спиной стоят годы обучения в кадетских корпусах и военных училищах. Казак же в станицах обучался прежде всего искусству конного бойца.
— Понимаю вас. Но война сегодняшняя — жестокая война. Она заставит переучиться любого, кто взялся за винтовку. Особенно тех, кто сражается за правое дело по своей доброй воле.
— Может быть, сегодня вы и правы, Михаил Гордеевич.
— Как тут, Петр Николаевич, не быть правым. Мы же на войне.
— Ясно. А я с генералом Денисовым надеялся, что у нас с гвардейской конной бригадой — мы свели в ней атаманцев и лейб-донцов — появится еще бригада пешей гвардии.
— Не могу. Я уже отдал приказ выступать на соединение с Добровольческой армией. Она в степи за Ростовом.
— Вы, Михаил Гордеевич, как я знаю, огорчены тем, что донское командование пошло на сотрудничество с германцами?
— Да, это правда. Я же убежденный монархист.
— И мы с Денисовым год с небольшим назад сражались за Российскую империю. Но Февраль семнадцатого все перевернул…
— Не стоит об этом. Сегодня же мы сражаемся за возрождение нашего Отечества.
— Сражаемся. Но для того, чтобы сражаться, Донской армии нужны винтовки и пушки, патроны и снаряды. Взять нам все это неоткуда. У нас нет на Дону ни Сестрорецкого ружейного завода, ни Петроградского патронного завода. Все это нам готовы дать
— Я об этом осведомлен, Петр Николаевич.
— Но вы должны знать и то, что часть полученного мы отдаем генералу Деникину, его Добровольческой армии. Ей тоже вооружаться и оснащаться откуда-то надо.
— Но Добровольческая армия взяла на Кубани богатые трофеи?
— На военных трофеях, Михаил Гордеевич, ни одна армия долго прожить не сможет. А на Северном Кавказе от Кавказского фронта содержались, знаете ли, не самые богатые тыловые запасы.
— Понимаю, Кавказский фронт силой в одну армию был не чета моему Румынскому.
— Вот то-то. А немцы, ко всему прочему, против большевиков настроены твердо.
— Тоже знаю. За поход тому не раз был свидетелем.
— Значит, все же уходите с Дона?
— Уходим, ваше превосходительство. Мы же шли на казачий Дон из Ясс для того, чтобы соединиться с Добровольческой армией. Теперь мы у цели. Еще раз нижайший поклон за гостеприимство…
Туркул, принявший в дни отдыха командование Офицерской стрелковой ротой, в своих мемуарах о дне ухода дроздовцев из Новочеркасска скажет совсем немногословно: «Плавно запел егерский марш. Короткие команды. Мы пошли, твердо, с ожесточением отбивая ногу. Скрежетало оружие, звякали котелки. А мимо нас, как бы качаясь, уходила толпа, широкий песчаный проспект, низкие дома, длинные утренние тени, тянувшиеся поперек улицы. Уходил наш последний мирный дом, земля обетованная, наша юность, утренняя заря…»
Белый генерал Туркул в последних строках сказал простую истину из прозы Гражданской войны на российском Юге: после новочеркасского отдыха белые «дрозды» до самых последних дней своего исхода из Отечества — эвакуации из Крыма не будут выходить из тяжелых и кровавых боев. «Первопоходников» в них уцелеет немного.
Столица Превеликого Войска Донского станет для белых добровольцев Дроздовского действительно «нашим последним мирным домом».
Добровольческая бригада в три с лишним тысячи человек уходила от донских берегов в зеленеющую степь привычным походным порядком Впереди кавалерийские эскадроны, всеобщий любимец бронеавтомобиль «Верный». Затем — стрелковые батальоны (уже не роты), отрядная артиллерия, обозы. И наконец, пехотное прикрытие с пулеметной командой, которому доставалось больше всего пыли.
Впереди колонны ехал молчаливый полковник Дроздовский. Поблескивало привычное для «дроздов» пенсне, а обносившийся мундир защитного цвета украшала в петлице все та же порыжевшая на солнце приметная Георгиевская ленточка.
О чем он думал? Трудно сказать. Но только не о том, что жить ему на этой войне осталось немногим более семи месяцев. И что суждено ему будет умереть на донской земле…
…Дроздовцы держали путь на степную станицу Мечетинскую, в которой и соседней станице Егорлыкской сосредоточились после Ледяного похода перед 2-м Кубанским походом главные силы Добровольческой армии. Там же находился и ее штаб.