Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
Шрифт:
Перед выходом из Новочеркасска на соединение с армией Деникина у Дроздовского состоялся неожиданный, неприятный разговор с командиром Офицерского стрелкового полка Жебраком-Русановичем. Впрочем, он не изменил их доверительного отношения друг к другу. Скорее всего, они стали еще ближе. Дело обстояло так.
— Михаил Гордеевич, мне бы хотелось доверительно переговорить с вами. Меня об этом просят офицеры моего полка.
— Михаил Антонович, я для вас всегда открыт. О чем пойдет речь?
— Среди добровольцев появился
— Жебрак, я не мог такого сказать. Еще в Скинтее я сказал офицерам, что наша цель одна — дойти до Дона и соединиться с Добровольческой армией. Только сегодня ею командует не Лавр Георгиевич Корнилов, а генерал Деникин. Вот и все.
— Но атаман Краснов настаивал на том, чтобы бригада осталась у него.
— Да, предлагал. И я из этого секрета перед вами не сделал. Ну и что из этого?
— Генерал Краснов у наших добровольцев не в почете, Михаил Гордеевич. Знаете об этом?
— Конечно, знаю. Краснов — германофил. Он белый, но не нашего с вами духа, Михаил Антонович. Он больше за державный, автономный Дон, чем за восстановление династии Романовых.
— Значит, бригада идет на соединение в Мечетинскую?
— Идет. Мной уже подписан приказ на выступление в поход.
— Прекрасно. А то у меня многие офицеры от трехнедельного отдыха уже издергались.
— Михаил Антонович, у меня к вам будет личная просьба. На полном доверии к вам. Не как к подчиненному.
— Какая, Михаил Гордеевич? Исполню любую.
— От моего имени скажите пославшим вас ко мне офицерам, что слух этот действительности не соответствует…
…В архивах сохранились документы, в которых обосновывается жизненная необходимость для белых соединения Дроздовской бригады с Добровольческой армией. Содержание их достаточно однозначно, как, к примеру, эта выдержка: «…Обстановка у Добровольческой армии требовала подкрепления ее силы и дать возможность некоторого отдыха измученным, обескровленным жестокими боями славным частям, легендарным героям, участникам 1[-го] Кубанского похода».
Все это логически верно и в отношении самого Дроздовского. Не случайно же он в рапорте на имя генерал-лейтенанта А. И. Деникина, командующего Добровольческой армией, подчеркивал следующее:
«Считая преступным разъединить силы, направленные к одной цели, не преследуя никаких личных интересов и чуждый мелочного самолюбия, думая исключительно о пользе России и вполне доверяя Вам как вождю, я категорически отказался войти в какую бы то ни было комбинацию…»
Антон Иванович Деникин после ознакомления с этим докладом найдет место и время, чтобы сказать полковнику-генштабисту простые слова:
— Я, Михаил Гордеевич, верю вам как самому себе. Только берегите себя для пользы нашего общего дела.
Дроздовский ответил человеку, о котором был наслышан как об одном из лучших
— Разве можно себя беречь в войне, когда решается судьба нашей России, Антон Иванович?
— Надо поберечься. Ведь вы у нас не просто военачальник белых добровольцев, а вождь «первопоходников».
— Вождь? Наверное, это громко сказано.
— Не думаю, Михаил Гордеевич. Вожди старой закалки у нас остались сейчас только военные. И вы один из них…
Под «комбинацией», о которой говорилось в рапорте Дроздовского, разумеется, понималось предложение донского атамана Краснова. А он был известным германофилом и после Гражданской войны. Не случайно у командования Добровольческой армии, а потом и Вооруженных сил Юга России с Красновым сложатся непростые отношения, и ему в феврале 1919 года из-за противоречий с Деникиным придется уйти в отставку…
Соединение состоялось в конце мая. Дроздовцев, как казалось со стороны, вышла встречать едва ли не вся Добровольческая армия. На этот раз для «дроздов» пеший переход «был мал»: они воспользовались железнодорожными эшелонами. В станицу Мечетинскую главные силы бригады вступили в безветренное утро.
«Дроздов» встречал лично генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев, бывший, как и павший Корнилов, Верховный главнокомандующий России в мировой войне. И бывший еще долгое время начальником штаба Ставки у другого Верховного — полковника Николая Романова. Теперь он был Верховным руководителем Добровольческой армии, отвечавшим за гражданское управление, финансы, внешние сношения.
Алексеев стоял с непокрытой головой. Рядом находились генерал Деникин и полковник Дроздовский. Мимо них церемониальным маршем проходили запыленные, рота за ротой, «дрозды». Они старались держаться подчеркнуто стройно и бодро, чтобы «показать себя» корниловским добровольцам — «первопоходцам», которые только-только вышли из жестоких боев 1-го Кубанского — Ледяного — похода. Для них они были героями Белого дела.
Алексеев не смог при виде первой Офицерской стрелковой роты, проходившей мимо него с отданием чести, сдержаться и сказал Деникину так, чтобы тот его слова слышал:
— Антон Иванович! Вот она, возрождающаяся русская армия героев Плевны и Севастополя…
Один из белых мемуаристов так описывал картину той церемонии вхождения «дроздов» в станицу Мечетинскую на границе восставшего Дона и остававшейся в руках красных Кубани:
«…Старичок в отблескивающих очках, со слабым голосом, недавно начальник штаба самой большой армии в мире, поведший теперь за собой куда-то в степь четыре тысячи добровольцев, был для нас живым олицетворение России, армии седых русских орлов, как бы снова вылетающих из казацких степей.