Генерал Ермолов

Лесин Владимир Иванович

М.И. Кутузов настаивал на дальнейшем отступлении в Моравию, а если потребуется, до Карпат, где надеялся похоронить французов. Его поддержали Д.С. Дохтуров, А.Ф. Ланжерон, М.А. Милорадович и другие русские генералы.

Однако австрийские генералы — участники военного совета в Ольмюце похоронили план Кутузова. Они убедили Александра I в необходимости немедленного наступления.

Вот что писал об этом русский историк А.И. Михайловский-Данилевский:

«Нося звание главнокомандующего, но, видя себя без власти предводителя, он покорился обстоятельствам, объявлял по армии даваемые ему приказания и оставался простым зрителем событий»^{77}.

19

ноября союзные войска заняли позиции у города Аустерлица, где на следующий день развернулось сражение. Еще до его начала П.И. Багратион заявил, что оно будет проиграно.

Утром следующего дня на позицию прибыл Александр I. По свидетельству дежурного генерала союзной армии П.М. Волконского, между государем и главнокомандующим будто бы состоялся такой разговор:

— Михайло Ларионович, почему вы не идете вперед?

— Я поджидаю, пока соберутся все войска моей колонны.

— Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки.

— Государь, потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете…

В день сражения «простому зрителю событий» было на что посмотреть. Французы прорвали центр союзников, обрушились на них и с фронта, и с фланга. Каждая часть вынуждена была действовать самостоятельно, каждый солдат — думать лишь о своем спасении. Войска пришли в расстройство, управление над ними было потеряно. Сам Кутузов был ранен пулею в щеку навылет. Узнав об этом, Александр I прислал к нему лейб-медика Якова Васильевича Виллие. Отказавшись от помощи, Михаил Илларионович попросил царского лекаря передать государю благодарность за заботу и, указывая рукой на наступающего неприятеля, сказал:

— Там наша смертельная рана!

Поражение было страшным. Ермолов вспоминал:

«Беспорядок дошел до того, что в армии, казалось, не бывало полков, видны были разные толпы. Государь не знал, где главнокомандующий генерал Кутузов, а он беспокоился на счет государя»^{78}.

Свита покинула Александра I. По свидетельству А.А. Чарторыйского, он вынужден был «спешно бежать с поля битвы» в сопровождении лишь преданного лейб-медика Я.В. Виллие, что оказалось весьма кстати: его величество пережил такое потрясение, что у него открылся неудержимый понос, поэтому ему приходилось то и дело слезать с лошади…

К вечеру Александр I, измученный переживанием и расстройством желудка, с трудом дотащился до деревни Уржица, где Виллие дал ему несколько капель опия и настой ромашки. Императору стало легче.

Ермолов с кавалерией, сражавшийся в составе дивизии генерал-адъютанта Федора Петровича Уварова, приотстал, чтобы огнем своих пушек задержать французскую конницу, преследовавшую бегущих русских. Первые орудия, сделав несколько выстрелов, были взяты неприятелем, люди переколоты, а их командир захвачен. Через несколько минут Алексей Петрович был освобожден полковником Елисаветградского гусарского полка Василием Ивановичем Шау, который, не найдя ни одного своего героя, остановил несколько драгун и отбил с ними пленника^{79}.

Союзники, потеряв убитыми, ранеными и пленными двадцать семь тысяч человек, в том числе двадцать одну тысячу русских, вернулись на родину. Вину за этот национальный позор император Александр I возложил на М.И. Кутузова.

Началась раздача наград. «Многие весьма щедрые получили за одно сражение при Аустерлице; мне за дела во всю кампанию, — писал Ермолов, —

дан орден Святой Анны второй степени, ибо ничего нельзя было дать менее»^{80}.

Давно уже кто-то сказал, что история не любит сослагательного наклонения. В это поверили и стали повторять, не решаясь предстать «белой вороной» перед хранителями «чистой науки», «академического стиля» и «самой передовой методологии». А в самом деле, что было бы, если бы Александр I прислушался к предложению Кутузова и союзники не полезли бы в драку с французами под Аустерлицем, а отступили? Скорее всего государя не прохватил бы понос, ему не пришлось бы унижаться в Тильзите, Москва уцелела бы, да и Отечество наше пошло бы по иному пути. Уж очень на многое повлиял 1812 год: общественную мысль, литературу, искусство, экономику и пр.

Блестящая аттестация, данная А.П. Ермолову главнокомандующим М.И. Кутузовым, и представление генерал-адъютанта Ф.П. Уварова стали основанием для производства подполковника в чин полковника. Наконец-то!

«По расположению ко мне начальства, — писал Алексей Петрович, — я должен был и то принять за величайшую награду, хотя в одном чине я без малого девять лет проходил»^{81}.

После войны русская артиллерия была организована в бригады, присоединенные к пехотным дивизиям. Под начало Алексея Петровича Ермолова отошла седьмая бригада, приписанная к дивизии генерал-лейтенанта Дмитрия Сергеевича Дохтурова, расквартированная на Волыни.

ВТОРАЯ ВОЙНА АЛЕКСАНДРА ПРОТИВ НАПОЛЕОНА

В 1806 году возникла четвертая антифранцузская коалиция, в которой место поверженной Австрии заняла еще более слабая в военном отношении Пруссия. Ее армия и в начале XIX века руководствовалась давно устаревшими догмами Фридриха II, не выдержавшими испытания русским оружием задолго до сражения под Прёйсиш-Эйлау.

Война стран четвертой коалиции против Франции началась 2 октября 1806 года, когда в сражениях под Йеной и Ауэрштедтом Наполеон в один день уничтожил две прусские армии. Россия осталась один на один с сильным противником, поскольку Швеция так и не успела прийти ей на помощь, а Англия ограничилась лишь субсидиями, правда, безвозмездными и немалыми.

После разгрома прусского короля французская армия двумя колоннами двинулась к Висле. «По самым верным и точным сведениям» Наполеон имел 143 тысячи человек^{82}.

Этим силам завоевателя Европы Александр I противопоставил два корпуса под командованием генералов А.А. Беннигсена и Ф.Ф. Буксгевдена. В русской «Заграничной армии» по расписанию числилось 125 тысяч человек и 582 орудия^{83}.

Резерв армии составлял корпус И.Н. Эссена, оставшийся в районе Бреста охранять западную границу России. Он насчитывал 37 тысяч человек пехоты и кавалерии и 42 орудия^{84}.

Перебирая своих генералов, Александр I жаловался:

— Вот все они, и ни в одном из них не вижу дарований главнокомандующего.

Остановился на кандидатуре фельдмаршала графа Михаила Федоровича Каменского, доживавшего седьмой десяток лет. Всем хорош был главнокомандующий: и славой пользовался заслуженной, и авторитет имел у солдат. Однако за годы, истекшие после последней войны с турками, он не только состарился и практически лишился зрения, но и безнадежно устарел. Причем, лучше других понимал это он сам.