Генерал коммуны. Садыя
Шрифт:
Что-то теплилось еще к Ксене, но это было не так интересно — наступало охлаждение.
Не ушло незамеченным все это от проницательных глаз матери. Какое-то легкое, щекочущее удовлетворение Садыя почувствовала на сердце. «Сын выздоравливает… переболел». И она опять, опять старалась быть в роли умного и тайного направляющего, от которого ничего не ускользнет, но который и не облегчит внутреннюю борьбу в мальчике. «Он должен сам через все пройти… важно следить, чтобы шел по правильной линии…»
И когда она случайно в его школьной тетрадке,
«Любовь — на чувствах; дружба — на чувствах и разуме; любовь не строга к мелочам, она ревнива к мелочам; дружба строга к мелочам».
Даже интересно!
50
Ветрогона судили показательным судом.
— Ну как? — неожиданно подвернувшись, спросил Андрея Петрова Балабанов.
— Смерть. Я бы его сам, подлую душонку, пригвоздил.
Балабанова точила совесть:
— Грех на душе у меня. Деньги-то те я как-то нашел, запамятовал.
У Андрея вздрагивали жилки под глазами:
— Ну какая между вами разница? Ты можешь в душу ни за что плюнуть, а этот ни за что человека загубить…
Андрей Петров отвернулся. Балабанов стоял виновато и выжидательно, понурив голову.
После гибели друга Андрей Петров чувствовал себя неважно: болела грудь. Второй день шел дождь, его мутные потоки тоскливо барабанили по раме, напоминая о случившемся. Равхат Галимов, приехавший с сессии, уезжал снова в Казань на партконференцию. Костька Нехайморока неотступно следовал за Андреем Петровым.
— Вот так, Нехайморока, осиротели. Ну пустили Ветрогона червей кормить, а нам то от этого легче, а?.. То-то, душа вон из тебя… А как думаешь, на этом оборудовании без замены сумеем четыре скважины пробурить? Я так и Садые Абдурахмановне сказал: пусть помнят Мишу Тюльку, надежный парень был!
Дня через два поехал Андрей Петров в контору бурения.
— Вот, смотри, легок на помине.
— А что?
— Помогай! Прислали ремесленников, нет мочи, расхулиганились. Никакой управы.
Перед Андреем Петровым стояли два крепких, здоровых паренька, один пониже, пошире, с круглым добродушным лицом, — «этот быстро освоится», другой тонкий, повыше, с мягкими каштановыми волосами и яркими губами. «Повозиться придется, — думал Андрей Петров. — Уж больно закваска жидкая…» Но тем не менее ремесленники понравились.
— Вон тот, белобрысый, — потихоньку шепнули в конторе, — что ни на есть атаман, вечером попадись — не моргнет, часы снимет…
Андрею Петрову стало смешно: ну что, как бабы, раскудахтались, ребята как ребята.
Вскоре Андрей Петров сидел во временном общежитии ремесленников. Поначалу вошел — удивился. На столе — табуретка, а наверху на вытянутых руках — малец.
— Что делаешь?
— Не видишь, стойка.
Остальные лежали на нарах вповалку, одетые; кто курил, кто анекдоты
Сел Андрей Петров, поморщился.
— Что ж, баклуши бьете?
— Бьем.
— Да… — многозначительно протянул Андрей Петров, — да… Комсомольцы. Душа человеческая есть?
Это есть.
— А я пришел не сусолить, а за делом. Бригадир я буровой, убили у нас Тюльку, лучшего друга… за заменой пришел, но не за трусом. Чтобы за рабочее дело мог постоять, а не только финтифлюшки в воздухе писать.
Неожиданный приход Андрея Петрова взъерошил ребят. Все окружили его, слушали со вниманием.
— А мы думали: пришел нотацию читать.
— Вот так, — кончил Андрей, — кто пойдет?
Все стояли напряженные, с удивительно смешными лицами и острыми глазенками. «Дело понимают», — подумал он.
— Возьмите… — вдруг сказал кто-то из молчавшей, насупившейся подростковой толпы, — мы все со специальностями… А нам в руки лопату.
Загалдели все разом, непонятно, обиженно и по-ребячьи горячо.
— У нас трудно, — зачем-то вдруг сказал Андрей Петров, — и грязно. Глину таскать приходится. Трубы мокрые свинчивать.
— Да мы… — смутились ребята, — все видели, не впервой.
— А что ж, в институт силенок не хвата? — Ребята засмеялись. — Смотрите, у нас тоже можете по конкурсу не пройти. — Но Андрей Петров не мог долго изображать «строгость»; все же он был Андрей Петров: — Ну, душа вон… — И улыбнулся. — У нас тоже институт. Вон Галимов, не знаете? Жаль. Какой проектик дал — бурение на чистой воде. Не слыхали? А еще в бурильщики собрались, мамочка.
Андрей Петров придирчиво осмотрел ребят и взял тех двух, которых в конторе приметил.
— Скажу честно: волынить прекращайте. Чтобы завтра, как мухи, рассыпались по буровым.
В конторе бурения Андрей Петров встретил Балашова. Сергей обрадовался. И Андрей тоже. Крепко обнялись.
— Ну как, инженерия?
— Ездил по промыслам, заехал. Так просто. Вот новую работенку подсунули. Диспетчирование. Надо сконструировать так, чтобы оператор сидел на месте, а сигнальные лампочки полностью говорили о том, как работает скважина, весь ее характер, а?.. Есть у нас такое дело, но надо упростить и улучшить схему. Понял, какая загвоздка?
— А мне вот воробьев подсунули.
— А мы не воробьи, оперились.
Андрей похлопал по плечу широколицего:
— Ладно уж…
— На Каме был, — рассказывал Балашов, — встретил в поле Бадыгову, подвезла. Вот река. Правда говорят — вольная. Простор, покуда глаза видят, а гряда лесная, как волосы дыбом, до самой Перми, наверно…
О Тюльке не говорили. Из тактичности Балашов не бередил рану. Наконец распрощались, и Андрей Петров занялся делами, которые заодно надо было утрясти; потом сходил к геологам — они с ним, не в пример другим буровикам, дружили и называли его грамотным, умеющим вести культурную разработку.