Генерал Корнилов

Кузьмин Николай Павлович

Вернувшись из России, Вильсон написал книгу об увиденном. Это он назвал имена подлинных убийц царской семьи: Янкеля Свердлова и Янкеля Юровского. Это он сообщил о том, что заспиртованную голову Николая II Юровский привез в Москву, Свердлову. Наконец он привел список 556 лиц, высших руководителей Советской России. 448 из них, как уверял автор, были евреи.

Книга английского журналиста, свидетеля российской катастрофы, вызвала ярость хозяев западного мира. Автора принялись травить и преследовать словно за «оскорбление их величеств».

Умер Вильсон, не дожив до 50 лет одно и то же: широкое крещение от лба до живота, слезы до краев и красные банты.

«Дикий народ… Лорд Мильнер прав».

Уже подъезжая

к посольскому особняку, он вдруг сказал ехать в Министерство иностранных дел.

В министерстве хозяйничал Милюков. Внезапный выдвиженец, он еще не обжился на новом месте и чувствовал себя неловко. Царская пышность обстановки требовала привычки. Министр испытывал обескураженность. Он всю жизнь рвался к власти и теперь не знал, как себя вести. Прежде было проще. Он верил в свой ум, в свой авторитет и смело критиковал правительство. В его речах угадывалось: «Вот посадите нас править, и вы увидите, как сразу станет хорошо!» Космополит, он всю жизнь мотался по зарубежью и теперь все свои надежды связывал с теми, кто его хвалил, поддерживал. Поэтому он с такой радостью воспринял поздравительную телеграмму американского банкира Якоба Шиффа и отозвался на нее с нетерпеливой благодарностью. У него прорезалась уверенность: я не одинок! И даже стала проявляться спесь. Признание Временного правительства он связывал со своим именем, со своим международным авторитетом.

Появление британского посла он воспринял как свидетельство того, на какую высоту вдруг вознесла его судьба. И все же он робел, продолжал стоять посредине кабинета и не знал, куда девать собственные руки. Министерская выучка – дело непростое!

Сэр Джордж, напротив, чувствовал себя как дома. Он столько раз бывал в этом роскошном кабинете, здесь столько обо всем говорено!

Без всякой подготовки посол напомнил Милюкову о манифесте Временного правительства. Союзники ждали заявления новой российской власти о решимости продолжать войну. В настоящее время это было самым важным, самым неотложным. После пресловутого «Приказа № 1» русский фронт мог развалиться.

Бьюкеннен сидел, небрежно бросив ногу на ногу. Милюков сначала сунулся за стол, затем поспешно вышел и опустился с краешка на стул. Он походил на неуверенного посетителя, просителя.

Как раз о продолжении войны, о верности союзническому долгу, сказал он, шла речь на вчерашнем заседании правительства.

– Господин посол, наше министерство… мое министерство!., буквально днями выступит с официальной нотой. Мировая обще ственность получит заверения… В порядке же конфиденциально сти хочу вам сообщить, что я надеюсь выработать формулу, кото рая вас, безусловно, удовлетворит.

Вы надеетесь! Господин министр, мне хотелось бы услышать не о ваших надеждах, но об уверенности.Милюков вспыхнул. Посол, делая выговор, переступал границы дозволенного. Обычная краснота его лица обрела угрожающую багровость.

– Если бы вы знали, господин посол, как трудно иметь дело с нашими социалистами! Вы же не хотите, чтобы мы пошли с ними на разрыв?

– Что вы имеете в виду?

Милюков заколебался. Как министр, он каждое утро получал секретную сводку контрразведывательного отдела. Два дня назад поздно ночью квартиру Сазонова, недавнего министра иностранных дел, тайно посетили два человека. Они задержались в гостях до самого утра. Одним из посетителей был Бьюкеннен. Его сопровождал сотрудник посольства Брюс Локкарт… Что за интерес привел их к бывшему министру царского правительства? Почему тайно? О чем был столь долгий разговор?.. Не спросишь ведь! И Милюков пробормотал:

– Я уверен, господин посол, вы отдаете себе отчет, что реши тельный разрыв с Советом депутатов немедленно вызовет в Рос сии гражданскую войну.

Бьюкеннен сделал неуловимое движение бровями:

– Поймите же, что правительство его

величества не может допустить ни малейшей двусмысленности насчет вашей решимо сти сохранять наш боевой союз и продолжать войну!

– К сожалению, господин посол, вы не имеете представления о том, что происходит рядом, в Кронштадте… Вообще на нашем флоте… В Севастополе матросы убивают офицеров… С этим наро дом очень трудно иметь дело!

Вспомнив молящихся с бантами и слезами, Бьюкеннен смягчился:

– Ваш талант, господин министр, ваше почетное патриотиче ское прошлое сдужат мне гарантией в том, что в самом скором будущем вы дадите своим союзникам самый удовлетворительный ответ. Я на это надеюсь. Я этого жду от вас!

– Господин посол, прошу вас… доверьтесь мне!

Узнав о назначении генерала Корнилова командующим войсками Петроградского военного округа, Бьюкеннен взял себя всей рукой за подбородок и погрузился в размышления. Всезнающий Локкарт представил о генерале все необходимые сведения и прибавил, что, на его взгляд, Корнилов наряду с яркими достоинствами обладает столь же яркими недостатками. Во всяком случае, общеизвестная «зарывистость» генерала свидетельствовала о том, что свои немалые чины он заслужил не на паркете. Собственно, на паркет, на нынешний высокий пост, его выдвинула революция.Назначение Корнилова свидетельствовало о желании нового правительства России сохранить боеспособность армии и продолжать войну. Но тогда как понять эти нелепые распоряжения, известные как приказы № 1 и № 2?

Многое, очень многое, что называется, не сходилось.

(Сейчас бы самое время посоветоваться с таким глубоким человеком, как лорд Мильнер!)

Озабоченный тем, чтобы не потерять в лице России надежного союзника, Бьюкеннен сообщал своему начальству в Лондон:

«Я нисколько не верю, что Временное правительство способно быстро осуществить реформы. В военной и гражданской администрации царит уже не беспорядок, а дезорганизация и анархия».

В первой половине апреля, присмотревшись как следует к фигуре Ленина (по совету Локкарта), посол шифровкой предупреждал:

«России никогда не выиграть войны, если Ленину будет позволено призывать солдат к дезертирству, к захвату земель и к убийствам».

В эти суматошные, напряженные дни, когда новое правительство в Петрограде лишь совершало свои первые шаги, надежнейшим помощником посла стал Локкарт. Наблюдая за его работой, сэр Джордж приходил к выводу, что таким энергичным, небрезгливым людям отныне принадлежит будущее мира. Локкарт поражал посла своей спокойной и уверенной циничностью. Он проповедовал послу, что современная демократия освобождает человека от всяческой морали, она развивает в каждом самые низменные инстинкты… Черт его знает, может быть, он был прав. В своей работе в России ему пришлось сталкиваться с огромным количеством людей. А революция взметнула со дна русского общества целые пласты многолетней человеческой залежи.

Во все тонкости работы своего помощника Бьюкеннен не входил. Локкарт сообщал ему лишь то, что считал нужным. Сэр Джордж знал о завязавшейся дружбе Локкарта с Савинковым, невольно следил за тем, как идет борьба за освобождение из тюрьмы Дмитрия Рубинштейна и Манусевича (Мануйлова).

Локкарт действовал через своих подручных. На него работали сын сенатора Белюстина, какой-то странный офицер, по фамилии Брюхатов, и такие заметные общественные деятели, как Шмаков, Мусатов и Тегер. Как-то Локкарт обронил, что в Петрограде разворачивает свою деятельность ложа розенкрейцеров. С тайными ее происками, в частности, связано создание так называемой «Священной дружины», организации настолько черносотенной, настолько откровенно погромной, что от нее шарахались в испуге. Финансировал «Священную дружину» не кто иной, как знаме-нитый Манус, банкир-миллионер, входивший в компанию распу-тинцев.