Генерал Корнилов
Шрифт:
В словах китайского офицера Корнилову послышался упрек в пассивности. Но разве он бездельничает, развлекается вместе с посольскими? Он рвется на север… так не пускают же! Смешно сказать: о том, что ныне происходит в приграничных провинциях Индии и Афганистана, он знал гораздо больше, когда тянул лямку в Туркестане. Здесь же, в Пекине, – как в клетке! А тем временем срок его пребывания в Китае истекает – скоро уже четыре года. По обычаям русской армии ему предстоит, как военному, отбыть командный ценз в войсках, в строю… Чан Кайши тонко улыбнулся и многообещающе обронил китайскую поговорку, схожую с русской: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».
Они сердечно распрощались, а вскоре Лавр Георгиевич
Разговор с молодым китайским офицером, уехавшим в Японию учиться, долго не выходил у Корнилова из головы. Чего добился Чан Кайши, втянув его в беседу, вернее, в чем емуудалось заставить проговориться русского военного агента? Как будто бы ни в чем… Тогда хочешь не хочешь, а выходило, что этот разговор помог получить разрешение на поездку в Пешавар. Однако какой же в этом расчет для самого Чан Кайши?..
Ничего не решив, Лавр Георгиевич стал собираться в дорогу.
Англичане тщательно обставили поездку русского военного агента. Лавр Георгиевич чувствовал себя как взнузданный конь: ни шага в сторону. Даже своими острыми глазами степняка он сумел разглядеть очень немного – ровно столько, сколько ему позволили, казалось бы, сердечные, улыбчивые на все зубы хозяева. Корнилов убедился, что англичане умеют льстить не хуже самого ничтожного китайского чиновника.
Впрочем, сквозь бархатную перчатку вынужденного гостеприимства то и дело давала себя знать железная рука давнишнего непримиримого соперника. Так, генерал Барроу, начальник английского гарнизона, сумел в первый же час за традиционным чаепитием вклеить презрительное напоминание о том, что Россия всего каких-то двести лет назад, только при Петре Великом, избавилась наконец от унизительной дани крымскому хану.
Старый колониальный служака, генерал Барроу демонстрировал истинно азиатскую выучку. В Азии обыкновенно позволяют себе резкость и грубость только в том случае, если чувствуют за собой перевес в силе. Корнилову ничего не оставалось, как мобилизовать свою выдержку и до последней пуговицы застегнуться в мундир дипломатической вежливости. Ему во что бы то ни стало требовалось получить возможность хоть краем глаза взглянуть на оборонительные линии по Инду.
Генерал представил русскому гостю двух своих помощников. Оба осклабились, однако имена свои произнесли невнятно. Один из них был в чине капитана. От Корнилова не укрылось, как этот капитан взглянул на старинный перстень на его мизинце – словно на давнишнего знакомого. Лавр Георгиевич понял, что этот словоохотливый и улыбчивый без всякой меры офицер представляет здесь английскую секретную службу. Скорее всего он и будет его спутником в поездке.
«Сэр Эбан…» – так несколько раз за время разговора обращался генерал Барроу к капитану. Корнилов насторожил слух. Сомнений не оставалось: офицер-секретчик был не англичанином, а иудеем. Впрочем, об этом свидетельствовала и физиономия чернявого улыбчивого капитана, особенно выражение восточных маслянистых глаз.
Генерал Барроу дал разрешение лишь на осмотр Пишинского укрепленного лагеря. Правда, добавил, что гость сможет присутствовать на военных маневрах. Настаивать, спорить было бесполезно. Генерал демонстрировал высокую колониальную дрессировку: сквозь его изысканную вежливость так и лучилось британское высокомерие.
Это был старый агент британской секретной службы на Востоке Абба Эбан, впоследствии министр иностранных дел Израиля.
Ранним утром капитан, спутник Корнилова, заехал за гостем в гостиницу. Он был одет по-дорожному, с фляжкой на ремне. Лавр Георгиевич, собираясь, оставил чемодан в номере. Он не сомневался, что в его вещах основательно пороются. Кое-какие бумаги
У капитана хватило ума не корчить из себя армейского бурбона. Этим он отдавал дань проницательности своего спутника. Поэтому вся долгая дорога прошла в занимательном разговоре. Оба вспомнили о миссии Юнгесбенда, английского капитана, проникшего 15 лет назад в Кашгар и там подбившего китайские власти выставить вооруженные посты на берегу озера Яшиль-куль. На эти посты наткнулся отряд семиреченских казаков под командой полковника Ионова. Отряд поднимался в горы из Ферганской долины. Военные посты состояли из местных киргизов. Они испугались казачьего отряда. Полковник Ионов выпучил глаза на этих жалких вояк и свирепо рявкнул: «А ну прочь с русской земли!» Этим весь опасный инцидент был исчерпан. Сейчас перевал Байкара назван именем полковника Ионова…
Маневры, которыми «угостили» русского военного агента, представляли внушительное зрелище. Наряду с двумя чисто английскими батальонами участвовали два туземных пехотных полка и один кавалерийский полк, а также артиллерийская батарея, несколько полевых госпиталей и обозные части. Лавр Георгиевич мгновенно вспомнил недавнее предостережение Чан Кайши насчет английских козней подбить китайцев на захват высокогорного Бадахшана. Похоже, это нешуточное воинство готовится к наступательной экспедиции. Уж не на Бадахшан ли?
Своей поездкой Корнилов остался в общем-то доволен. Его удовлетворения не омрачила даже кража чемодана. Капитан, его спутник, притворно смущаясь, объявил, что в гостиничный номер Корнилова проникли воры. Однако он заверил гостя, что местные власти непременно отыщут наглых грабителей. Так оно и оказалось: чемодан вскоре нашелся, все вещи были целы, пропали лишь бумаги…
Выслушивая извинения хозяев, Лавр Георгиевич подумал о том, что в его досье, которое давно уже ведется в Лондоне, лягут новые страницы. Ему теперь уже никак не скрыться от внимательных английских глаз. И кто предскажет, какой конец может иметь это постоянное и пристальное внимание? «Сумел» же умереть скоропостижно славный генерал Скобелев. И где умереть-то: в самом центре Москвы, в гостинице на Тверской. И от чего: от одного глотка шампанского!Как это ни странно, удачная поездка русского военного агента в Пешавар вызвала толки в придворном и дипломатическом мирке Пекина. Посол Гире дал понять Корнилову, что всякому терпению имеется предел.
Возвращение Корнилова в Россию, как и следовало ожидать, объяснялось необходимостью отбыть командный ценз в строю.
Лавр Георгиевич уезжал на Родину со стесненным сердцем. Моментально вспомнилось: за свою первую вылазку в Кашгар ему… объявили выговор в приказе. В сущности, ту же самую «награду» он получил и теперь. Воистину, надо уметь служить в России! Однако совсем не это занимало корниловские мысли. Его не оставляло подозрение, что вся поездка в Пешавар была подстроена и лукавый Чан Кайши сыграл при этом главную роль. Во-первых, на параде русскому военному агенту наглядно продемонстрировали силу колониальных войск (острастка на случай заварухи в Бадахшане); во-вторых, толки в окружении императрицы Цыси побудили посла Гирса расстаться наконец с назойливым полковником.
Подозрения насчет Чан Кайши перешли в уверенность, когда Лавр Георгиевич узнал, что молоденький офицер перед отъездом в Японию женился на дочери богатейшего иудея из клана Сун. Свояком Чан Кайши являлся глава гоминьдана доктор Сунь Ят-сен. Китайские иудеи применяли испытанный библейский метод: действовать и добиваться через красивых женщин… Поговаривали, что мужчины из клана Сун с особым нетерпением ожидают дня кончины молодящейся императрицы.
Что ж, Лавр Георгиевич лишний раз убедился в том, что в большой политике белые перчатки совершенно не годятся.