Генерал-майор
Шрифт:
– А пожалуй! – Легко согласилась девчонка. – Только вы, Денис, на бережку посидите. Посмотрите, чтоб не пришел никто.
– Хорошо, хорошо… – Дэн поспешно кивнул. – Вам это… с платьем-то помочь…
– Да, развяжите завязки… – Танечка повернулась спиною. – А дальше я уж сама.
Она так и побежала к реке: с обнаженной спиною, придерживая спадающее платье… А там уж дальше зашла за кусты… И послышался плеск… И довольный крик:
– Ах, ну до чего ж хорошо-то… До чего ж… А-а-а-й!
Крик тут же сменился визгом, и Денис
– Ай-ай… – Прикрывая грудь, Танечка бегом выбралась на берег…
Правда, кто-то из парней успел хлопнуть ее по попке да крикнул:
– Эй, милая! Купайся с нами-от. Небось, не забидим.
– Вот уж благодарствуйте! – Выбежав не берег, Танечка прильнула к Денису. Как была – нагая и мокрая…
Давыдов нежно прижал девчонку к себе и крепко поцеловал в губы… Та не отпрянула – наоборот, отзываясь на поцелуй, прильнула, взяла за руку, прошептала:
– Там, на лугу, трава мягкая…
Туда и пошли. Побежали, благо недалеко… рядом совсем… Дэн проворно сбросил с себя всю одежду, опустился в медвяную траву, прижался, налег на упругое девичье тело… и в единый миг окунулся, утонул в изумрудной зелени глаз, в этой сладкой, томяще-трепетной неге, в солнечном пряном счастье…
– Ах, милый… – утомившись, только и смогла вымолвить Танечка. – Ах…
Она разлеглась в траве, подложив под голову руки, вся такая беззащитно-зовущая, голенькая, с золотистою нежною кожей, с трепетными сосочками груди… Под левой грудью Денис вдруг заметил знакомую родинку… И – словно черт потянул за язык:
– Тань, это ты танцевала там, у масонов? В образе египетской богини…
– Мерт-сегер… – Неожиданно улыбнулась девушка. – Хранительница царства мертвых. У нас многие отказались ее танцевать… А я вот – нет! Я во всякие глупые приметы не верю. Тебе, кстати, понравился танец?
– Очень, – признался гусар. – Он такой… Как эта трава, эти цветы… как ты…
Рука Дениса легла на плоский животик Танечки, погладила, поползла вверх, к груди, потом резко скользнула вниз, к лону… Красотка задрожала, облизывая губы, послышался легкий приглушенный стон и шепот:
– Нет, ты лежи, милый… Я сама…
– Ты, как наездница… в этой траве… индеанка…
Когда любовники пришли в себя, солнце уже клонилось к закату, зависнув низко над рекою жарким оранжево-золотистым шаром. Пахло пряными травами и свежим сеном. Однако уже начинало холодать – на дворе все же стоял сентябрь, осень.
–
– Стонет? – Денис выхватил из кармана стилет, пожалев, что не прихватил с собой оставшиеся в коляске пистолеты.
Постоял, поиграл лезвием, прислушался… И впрямь кто-то стонал! Однако стонали вовсе не надсадно, с надрывом и нервами, а вроде бы как даже вдохновенно и с явным безудержным удовольствием. Ну вот как буквально только что Таня. Стонали и на лугу, и чуть подальше, у липы, и на берегу, за ивовыми кусточками…
Денис присмотрелся и едва подавил готовый врываться хохот.
– Черт… Да они же…
Молодой человек восхищенно присвистнул, Танечка же негромко рассмеялась, причем без всякого смущения. А вообще-то ведь было от чего смутиться и даже чуть-чуть покраснеть, как и положено юной благонравной барышне… Впрочем, к балетным, наверное, слово «благонравие» не очень-то и относится.
Как бы там ни было, а вокруг – на лугу, под липами, у речки – валялись бесстыдно в траве молодые девчонки и парни, смеялись, обнимались, лобзались, а некоторые бесстыдно предавались плотской любви. Они-то, к слову сказать, и стонали.
– Ах, черти… – Юная актриса повела загорелым плечиком и восхищенно выругалась. – Даже не знаю, как нам теперь и к лодке-то подойти?
– А так и подойти, – наконец, рассмеялся и Денис. – Запросто!
– Нет… – Оглядываясь вокруг, Танечка решительно замотала головою, отчего мокрые локоны ее разлетелись по плечам серо-стальными океанскими волнами. – Не будем мешать… Нам же они не мешали… Чуть-чуть выждем… Ой, какие тут девушки, статные… А груди? Это же просто арбузы какие-то! Да-да, как есть арбузы. А животы толстые… И бедра… пышные уж слишком… Как на картинах у Рубенса. У старых голландцев, ага… Ну некрасиво же!
– Да нет, милая, – в меру своих сил попытался объяснить Давыдов. – Это у нас просто разные понятия красоты.
В ответ на это девушка удивленно подняла брови:
– У кого это – у нас? У нас с тобой – разные?
– Нет. У нас-то с тобой взгляды как раз одинаковые, дворянские, – тут же запротестовал Дэн. – Как и принято в светских кругах. А у крестьян, у них взгляды иные почти на все.
– Это что же? – Ожгла изумрудным взглядом дева. – Два народа в России у нас, так, что ли?
– А выходит, что так. – Денис проводил взглядом бегущих к речке пейзан. – Два народа, два образа жизни. Даже языки и те разные… Мы больше по-французски промеж собой говорим, русскую же речь многие дворяне – в столицах особенно – плоховато ведают. Что же касаемо женской красоты… Мне, к примеру, нравятся женщины легонькие, стройные… Вот как ты! У пейзан же иные в чести. Их эталон – баба дородная, с арбуз ной грудью, с ногами могучими, как у слона. Такая и детей с десяток родит-выносит, и… «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».