Генерал Раевский
Шрифт:
Н. Раевский.
4 июля, Киев
Сейчас уехал от меня Уваров в деревню, а потом в Молдавию. Видно, ему в столице худо и по тону его, и по предприятию.
О Молдавии же я имею известия свежие, кои суть следующие. Турки в довольных силах в Разграде, на дороге от Рущука к Шумле и показались в Сербии и в разорённой Силистрии. Слышал я, что Кутузов послал государю картину сил его, способов его, что, по мнению его, неприятель предпринять может и что он против него делать будет, донеся что в его положении он никакой ответственности на себя не берёт, то есть он просит войска, ибо хотя под его командой состоят дивизия 9-я в Яссах, 15-я на дороге к Хотину, 2-я гренадерская по обе стороны Днестра близ Хотина, 18-я в Каменце и 12-я в Могилёве, но это только на бумаге и трогать оные без позволения не смеет. Вот обстоятельства Молдавии. Прошу Вас, милостивый
Николай Раевский.
18 августа, Киев
Полки моей дивизии подвинулись вперёд; моя квартира переводится в Радомысль. На моё место из Молдавии 12-я дивизия, 24-я и 7-я тоже передвинулись. Я через несколько дней еду в Полтавскую губернию, в Ромны, для осмотра моего рекрутского депо и оттоль в Смелу прямо... Турки на нашей стороне Дуная, в Малой Валахии, 15-я и 19-я дивизии пошли с Днестра к Кутузову. Простите, что нескладно и не чётко пишу: сейчас с пожара, устал до смерти. Спасением Вашего дома обязаны мне, моему адъютанту, караулу и собственным людям, ибо мои люди, поливая дом, друг друга поливали, для того что горячо было стоять.
Бердичев горит, Остров горит и многие другие местечки, а нынче слышал то же про Дубно...
Николай Раевский.
31 августа, Каменка
В ту минуту, как я приехал сюда, не мог я с посланным матушки писать к Вам, милостивый государь дядюшка, и уведомить о известии, полученном от князя Багратиона. Он назвался главнокомандующим корпусом Докторова и тремя дивизиями, а как сия армия называться будет, не знаю. Он уже теперь должен быть в Киеве, о чём он ко мне пишет, как и о том, что остановится у меня, полагая, что я в Киеве, а я уже переведён в Радомысль. Главная квартира будет в Житомире. Через два дня буду иметь честь лично принести моё глубочайшее почтение, милостивый государь дядюшка,
Николай Раевский.
7 сентября, Киев
Неожиданно нашёл я, милостивый государь дядюшка, князя Багратиона у графини Браницкой. Елена Александровна сказала что он обещал взять Григория Александровича в адъютанты. Я ему ничего о себе не говорил, считая, что при первой встрече это будет неприлично, а на днях, будучи в Житомире, ему напомню. Ланжерон произведён генералом от инфантерии. Докторов, говорят, посылается в Молдавию, — будто Кутузов по слабости своего зрения просил помощника. Великий Злотницкий вчерась приехал в Киев, через два дня едет в Радомысль. Милорадович в Киеве в двухдневное пребывание Багратиона с ним не видался, а съехался неожиданно в Белой Церкви. Ещё слух здесь, что Беннигсен будет командовать правым флангом армии...
Николай Раевский.
27 сентября, Радомысль
Вы уже должны знать, милостивый государь дядюшка, от жены моей, что я теперь один остался с детьми, что препятствует мне тотчас ехать к Вам в Киев; кой же час она возвратится, то немедленно к Вам приеду, а Вам ещё... до выборов далеко и делать нечего, можно б и прежде оные по обещанию Вашему пожаловать к нам. Я ждал к себе к ночи Багратиона, но он поехал в Каменец. Езда его продлится дня три или четыре. На сих днях приезжал его брат из Молдавии и сказывал следующее: что турки переправились через Дунай в Малой Валахии в 2 местах и подле Журжи в пяти вёрстах от Кутузова, который не только что не знал, но они успели укрепиться в числе 13 тысяч; что посылали открывать их роту, потом батальон, потом два полка, что все сии предприятия кончились потерей с нашей стороны одного знамя и одной пушки — итого две. О визире не знают, где он, и посему ожидать можно, что, застав нас тут, может ещё где переправиться и сделать покушение, может, и не принять крепости без гарнизонов! Для меня Кутузов загадка, лукав, знающ, опытен и поступает, как ученик. В Киеве, может быть, сих приключений не знают, я ж никому не говорил. Не (называйте?), милостивый государь, меня на Багратиона...
Николай Раевский.
Отечественная война
1812 год
5 июля, Бобруйск
От Слуцка я отражён был с 25 тысячами идти день и ночь к Бобруйску, куда пришёл сего утра, а в одну ночь на походе среди марша встретил я курьера Вашего, и он Вам, милостивый государь дядюшка, сам перескажет, почему не мог я участвовать
39
Паллиатив — полумера.
Я здоров, только устал до крайности. В три дня 135 вёрст сделал с войсками тяжело...
23 (октября), Вязьма
Заглавие письма моего, милостивый государь дядюшка, обрадует Вас. Неприятель бежит. Мы его преследуем казаками и делаем золотой мост. Вот как всё происходит и происходило. После сражения 6-го сего месяца через два дня явился неприятель в Боровск, что на Калужской дороге в Москву, который с нами на одной высоте. А известие сие получено чрез Мусинов-Боровских. Мы тотчас пошли на Малый Ярославец, который занятым нашли неприятелем. Докторов и я атаковали город, восемь раз мы их выгоняли, и к вечеру половина города осталась за нами. По сие время ещё не решено, маскировал ли он своё отступление или действительно хотел следовать через Калугу, только скажу, что сей день стоит как около шести тысяч и неприятелю по крайней мере столько же. Я имел против себя итальянскую гвардию. После сего тщетного покушения неприятель пошёл на Можайск и Вязьму и, как кажется, пойдёт на Витебск и так далее за границу. Казаки его преследуют кругом. Французы мрут с голоду, подрывают ящики, и с 12-го мы имеем их до шестидесяти пушек, и великий Наполеон сделал набег на Россию, не разочтя способов, потерял свою славу, бежит как заяц. Граф Витгенштейн соединился с Штейнгелем, выгнал врагов из Полоцка, взяв две тысячи в плен и одну пушку. Чичагов, не знаю зачем, послал отряд в Варшаву, другой за Вильну, а сам одиннадцатого сего месяца был ещё в Бресте. Николай Чудотворец великий генерал, с помощью его мужики более чем войска победили французов. Наполеон считал на мир со взятием Москвы и на возмущение, но в расчётах своих ошибся. Австрия за нас, и буде она нам поможет, ибо и вся полоцкая земля подымется; молено считать, что настал перелом счастью Бонапарта. Русский Бог велик!
Мы все здоровы, брат Пётр в отряде у Милорадовича, потому не пишет. Мы все веселы, холода, голода не чувствуем. Всё ожило. Злодей наш, который осквернил и ограбил храмы Божьи, едва уносит ноги свои. Дороги устланы мёртвыми людьми и лошадьми его. Идёт день и ночь при свете пожаров, ибо он жжёт всё, что встречает на ходу своём, за то и мы хорошо ему платим, ибо пленных почти не берём, разве одни регулярные войска. Прощайте, будьте благополучны.
28 октября, близ Ельны
Я уже совсем готовился отправить Филиппа к Вам, милостивый государь дядюшка, как возвратился курьер мой с Вашим письмом. Как я командую авангардом армии, от коей теперь в 12 вёрстах, то мне нельзя самому отлучиться для выполнения комиссий Ваших у Михаила Ларионовича, а для сего посылаю М.Г., который оттуда отправлял моего курьера и напишет обо всём обстоятельно. Неприятель идёт на Смоленск, а потом, пленные говорят, на Вильну, мы пропустили случай отрезать всю армию. Задний корпус, состоящий из 30 т., в Вязьме, а теперь он уже впереди, и остаётся только казакам, холоду и голоду за нас воевать. Более писать теперь не имею и некогда.
20 ноября, Борисов
Русский Бог велик! Писали Вы мне один раз, милостивый государь дядюшка. Никогда не видели мы столько Его могущества! Великий Наполеон как школьник бежит, потеряв всю армию. Брат Василий на словах Вам лучше перескажет и наши великие дела, и Наполеоновы, Вы увидите руку Божию, которая нагнала слепоту на злодеев наших. Жажду видеть и обнять Вас, что может скоро сбыться. Я теперь ни о чём не распространяюсь. Брат Василий — живая грамота.