Генерал Раевский
Шрифт:
— Вы собираетесь покинуть Москву? — спросил он офицера.
— Да, сударь, — отвечал тот так, словно пред ним был обычный смертный.
— Вы получите пропуск, но с тем условием, что обещаете прежде быть в Петербурге.
— Туда мне незачем ехать.
— Но мне это нужно! — повысил голос Наполеон. — Мне, императору Франции! Надеюсь, вы понимаете, кто с вами говорит!
— Конечно, сударь.
— Так вот, представитесь Александру и передадите ему моё желание заключить с Россией мир. Если он желает мира, а он не может не желать
— А если не пожелает?
— Какой же он болван! — обратился Наполеон к Бертье. — Не ваше это дело!
— Но такого обещания я дать вам не могу. У меня нет права на аудиенцию с царём, — возразил офицер.
— Хорошо. Я не настаиваю на аудиенции. Я напишу письмо, и вы должны в Петербурге передать его по назначению. Это вас устраивает?
— Это приемлемо, — согласился наконец офицер.
Через полчаса ему вручили пропуск и письмо Наполеона императору Александру. В письме Наполеон писал: «Простая записочка от Вас прежде или после последнего сражения остановила бы моё движение, и, чтобы угодить Вам, я пожертвовал бы выгодою вступить в Москву. Если Вы, Ваше величество, хотя отчасти сохраняете прежние ко мне чувства, то Вы благосклонно прочтёте это письмо».
Прошло немало времени, а ответа из Петербурга так и не поступило...
Всё это вспомнил Наполеон, проводя смотр своей армии.
А он между тем продолжался. Пехоту сменила кавалерия, наполнив воздух звонким цокотом копыт. Проходили в красочном одеянии гусары.
— Слава императору!..
К Бертье обратился взволнованный офицер, он что-то сказал. Бертье поспешил к Наполеону.
— Ваше величество, прошу выслушать.
Он доложил то, что поведал ему офицер.
— Что-о? Мюрат ранен?
— Не только это. Его войска отступили и понос ли большие потери. Оставили русским тридцать восемь орудий.
— Бертье! Слушайте внимательно и немедленно доведите до войск мой приказ. Завтра мы выступаем, идём назад. Маршрут — через Калугу, и горе тому, кто встанет на моём пути.
В тот же день Наполеон имел разговор с Мортье, начальником Молодой гвардии.
— Мы покидаем Москву, — сказал император. — А вы с гвардией остаётесь.
Лицо у невозмутимого маршала дрогнуло, и это не ускользнуло от Наполеона.
— Вы с гвардией остаётесь, — повторил он. — И уйдёте из Москвы, когда её уничтожите. Сжечь магазины и склады, разрушить казармы. Захваченное в арсенале оружие привести в негодность. Кремль тоже разрушить. И уничтожить собор на площади...
— Ваше величество... — хотел что-то спросить маршал, но Наполеон не дал ему говорить.
— Взрывать, поджигать всё, что только можно. Чем больше нанесёте ущерба, тем лучше.
— Я сделаю, как вы повелеваете, — обещал Мортье.
Полки Молодой гвардии, насчитывающей около десяти тысяч человек, располагались в Кремле и окрестностях. Собрав начальников, маршал передал приказ императора. На следующий
Вновь вспыхнули пожары, загремели по всему городу взрывы. Стучали заступы у Кремлёвской стены, где сооружались подкопы для мин. Катили бочки к храмам.
— Что же вы делаете, проклятые? — возмущались горожане. — Есть ли у вас совесть?
Генерал Винценгероде, чей отряд прикрывал дорогу на Петербург, узнав об отходе французов из Москвы, приказал авангарду немедленно перейти в наступление. Авангард состоял из казачьих полков, и командовал им Иловайский 12-й.
Было уже темно, казаки собирались отойти ко сну, но в приказе говорилось, чтобы полки были подняты и без промедления атаковали неприятеля, занимавшего Химки.
Василий Дмитриевич Иловайский сделал это перед рассветом. Не ожидавшие нападения французы не смогли оказать упорное сопротивление. Уцелевшие от казачьих пик и сабель солдаты и офицеры, восклицая спасительное «пардон», вскинули руки.
Продолжая наступление, авангард уже достиг Петровского дворца, когда его атаковали французские конники. Их численность превосходила численность авангарда, но казаки не дрогнули. Они не только отразили удар, но и сами обрушились на врага с фланга и заставили его бежать.
Наблюдавший эту схватку генерал Винценгероде не сдержал своего восхищения дерзостью и удалью казаков.
— До сего дня я считал лучшей конницей венгерскую, но теперь понял, что ошибался. Никто не может сравниться с казаками.
Петровский дворец находился недалеко от Москвы, и до слуха вдруг долетели глухие взрывы. Они неслись со стороны города.
— Что такое? Что там происходит? — недоумевали казаки.
К городу выслали дозоры, чтобы схватить сведущего языка. Вскоре доставили француза и горожанина.
— Взрывают, супостаты, дворцы и храмы, жгут почём зря Белокаменную, — сообщил беглец из Москвы. — Кремль норовят разрушить.
Пленный француз из Молодой гвардии подтвердил сообщение.
Услышав об этом, генерал Винценгероде пришёл в ярость.
— Это варварство, так могут поступать лишь вандалы! Я сейчас же отправлюсь к Мортье и потребую прекратить разрушение города!
Вместе с адъютантом, ротмистром Нарышкиным, и казаками охраны он поскакал в сторону Москвы.
Уверенный в своей правоте, он добрался до начальника гвардии Мортье.
— Маршал, я требую прекратить безумие, какое творят ваши солдаты! Это недопустимо правилами войны! Вы оскверняете не только творение рук человеческих, но и свою честь!
— Кто вы такой? Как понимать ваше появление?
— Я действую от имени армии. Я её представитель и веду разговор как парламентёр.
— Ну уж нет! Вы не можете быть парламентёром. Где ваш трубач? Где флаг? Он должен быть при вас. Вы не соблюли надлежащих условий.
— Маршал, если взлетит в Москве хоть одна церковь, я прикажу повесить находящихся в моём отряде французских пленных.