Генерал Самсонов
Шрифт:
– Пленных взяли?
– еще спросил Крымов.
– Не взяли, - сказал Пфингстен.
– Была попытка порчи нашего телефонного кабеля. Казаки виновных повесили.
– Да, приходится, - повел бровью Душкевич.
– Есть случаи - стреляют из-за угла...
В облике генерала тотчас проступила сквозь сердечность властная натура. Он показывал Крымову, что одобряет казаков, что только строгостью можно добиться порядка.
Крымов не возражал. Если обыватели начинают впутываться в военные действия, их надо карать.
– Какое у вас впечатление о противнике?
–
– По-моему, они умышленно затягивают нас в глубину, - сказал генерал. Посудите сами, даже мосты не взорвали. О чем это говорит? А ведь мы не торопили. Тут одно из двух: либо они решили вовсе оставить Восточную Пруссию, либо затягивают вглубь...
– Поеду к Роопу, - сказал Крымов, имея в виду 6-ю кавалерийскую дивизию генерал-лейтенанта Роопа, обеспечивающую фланги.
– У него должны быть пленные.
– Зачем вам пленные?
– возразил Душкевич.
– Лучше найдите рооповского подрядчика, потолкуйте с ним. Он где-то здесь. Это еврей. Я бы его назначил вместо главного начальника снабжения фронта, мы бы горя не знали.
– В турецкую войну тоже были евреи-маркитанты, - скептически заметил Крымов.
– Но этот молодец. Он уже наладил молотьбу и помол германского зерна. А наши интенданты только и знают, что стонать.
– Ладно, поеду, - Крымов встал с бархатного дивана, посмотрел на висевшую картину - портрет Фридриха Прусского в охотничьем костюме и загадал: если в следующем городе увидит изображение охоты, то война закончится для него хорошо.
С площади донесся звук подъехавшего автомобиля. Приехали Артамонов с Ловцовым.
Пфингсен пошел их встречать, а Крымов снова сел на диван.
– Вот вы вспомнили турецкую кампанию, - сказал Душкевич.
– А ведь я участвовал, да... Будто вчера было... Александр Васильевич, как, вспоминает турецкую?.. Большой был в народе подъем. Сейчас меньше.
– Меньше?
– переспросил Крымов, вспомнив свои мысли о п о с л е д н е м солдате.
– Кто же виноват?
– Нет, они будут умирать героями, - сказал Душкевич.
В зал вошел командир корпуса.
Душкевич не договорил, шагнул навстречу Артамонову, они обнялись и троекратно расцеловались.
Расцеловал Артамонов и Крымова, с удовольствием, произнеося: - С победой вас!
Он потребовал подробного рассказа, как Мартос взял Нейденбург, и, когда Крымов поведал, как стояли перед городом и выдвинули артиллерийский дивизион для устрашения, Артамонов засмеялся.
– Нейденбург пал, потому что первый корпус надавил на Сольдау!
– Вы уверены?
– спросил Крымов.
– Может быть, есть другие причины?
– Какие там причины!
– отмахнулся Артамонов.
– Мы готовы были лечь костьми, - эту нашу готовность нельзя сбрасывать. Непременно сообщить командующему о высоком духе войск. Я уже послал донесение, а вы подтвердите: нам противостояла целая дивизия...
– Прошу прощения, - заметил Душкевич.
– По нашим сведениям, в Сольдау были два полка. Я об этом доложил Алексею Михайловичу.
– Что? Откуда два полка?
– удивился Артамонов.
– Помилуйте! Нет, я совершенно определенно
– Да, дивизия.
Крымова покоробила покорность Ловцова, с которой тот врал.
– Ну так что? Дивизия или все же два полка, - спросил Крымов у Душкевича.
– По нашим сведениям, два полка, - повторил Душкевич.
– В данном случае это не очень важно, дивизия или два полка, примиряюще произнес Ловцов.
– Еще будет возможность это выяснить.
– Надо выяснить!
– сказал Крымов, одерживая себя.
– Я еду к Роопу в Генрихсдорф... Кстати, там базировались цеппелины. Помните? пленный капитан говорил, что в Сольдау два полка?
Он показывал, что не верит Артамонову, даже больше - что Артамонов врет. В этом не было сомнений - мелко, бесцельно врет, лишь бы преподнести движение корпуса почти как битву народов. Все поняли смысл и, главное, суть крымовских слов. Артамонов расставил руки, наклонил голову набок и с досадой улыбнулся, раскрыв рот, словно говорил: "Э-э!" Ловцов с безучастным видом отвернулся. Душкевич взял Крымова за руку, стал советовать не ехать автомобилем, а взять лошадей и в сопровождение двух - трех конвойцев.
– Я провожу господина полковника, - сказал Пфингстен. Крымов вышел из зала и вымолвил вполголоса:
– Ну каков Мальбрук! Ты, Пфинготен, где-нибудь еще видывал таких?
* * *
10 августа, когда все корпуса второй армии беспрепятственно продвигались в глубину Восточной Пруссии, начиная верить в повальное бегство германцев, у деревни Орлау передовой полк пятнадцатого корпуса, 29-й Черниговский, натолкнулся на сильное сопротивление.
После полудня полк стал занимать лежащую в лощине деревню и после небольшой перестрелки с германским арьергардом без труда занял ее.
Командир третьей роты штабс-капитан Соболевский с надеждой смотрел на остаток дня. Нужно было дать людям отдохнуть, напечь каких-нибудь лепешек, ибо в Нейденбурге полк не успел разжиться хлебом. И еще - раненых было мало, три человека с царапинами.
Соболевский вызвал артельщика и фельдфебеля отдать необходимые распоряжения.
Денщик во дворе разогревал самоварчик; в комнате было чисто и уютно. Солнце ярко освещало все углы, поблескивало на резных дверцах дубового буфета с толстощекими жизнерадостными фигурками купидонов. Артельщик вернул Соболевскому ротные суммы, которые тот давал на сохранение перед боем, командир вынул из бумажника две двадцатипятирублевые кредитки - на покупку муки.
– Не у кого, все поутекали, - сказал артельщик, беря деньги.
– Чтоб муку достал, - велел Соболевский.
– Хватит нам ждать манны небесной. Не достанешь - пойдешь в строй.
– Достану, Николай Иванович, - уверил артельщик.
– Теперь ты, - продолжал Соболевский, обращаясь к фельдфебелю.
– Брать из имущества жителей без разрешения офицеров безусловно воспрещаю. Солдат не разбойник. А мародеров - полевому суду. Все спиртные напитки немедленно выливать, посуду - разбивать.