Генерал Симоняк
Шрифт:
– Прямо с корабля на бал, - усмехнулся Романов.
Комбриг, проводя пальцами по щетинистому подбородку, пробормотал что-то про себя и подозвал Кетлерова. Надо было приступать к подготовке первой операции на новом месте. Генерал с группой штабных работников выехал в Ленинград.
На Ханко Симоняк часто думал об этом городе, попавшем в беду, окруженном вражескими войсками. Пытался представить, каков он теперь, и не мог. Сейчас город был перед ним - мрачный и молчаливый, словно запеленатый в белый саван. Застывшие на путях троллейбусы и трамваи, редкие
Машину, в которой они ехали, подбрасывало на ухабах, разворачивало на скользких местах. На Литейном газик сильно ударило о какой-то забор.
– Ну и шофера нам дали, - недовольно буркнул комбриг.
– Ты что, за руль сел недавно?
– Знаете, товарищ генерал, - с обидой заговорил шофер, - чтоб машину вам подать, пять шоферов ее поочередно заводили.
Симоняк вскинул на него глаза.
– Силенок мало. Крутанет шофер пару раз - и выдохся. Да что говорить, после подъема добрая треть бойцов у нас остается на койках: дистрофики встать не могут.
Весь вид шофера подтверждал его слова. Глаза глубоко ввалились, нос заострился, темная с восковым отливом кожа обвисла.
– Некого было за вами нарядить. Вот и пришлось ехать самому командиру автовзвода. А руки плоховато слушаются, да и дорога... Как я тут раскатывал до войны!
– Здешний?
– Ленинградец. Такси гонял.
– Город хорошо знаешь?
– И город и всё вокруг изъездил.
– Такой шофер мне нужен.
При первой же остановке, в Рузовских казармах, где разместился один из полков бригады, Симоняк прежде всего распорядился накормить шофера.
– Поехать сможешь?
– спросил его комбриг часа через полтора.
– Смогу.
– Тогда заводи.
2
Объездив полки и батальоны, прибывшие в Ленинград раньше, Симоняк поздно вечером попал в штаб фронта. Ему не терпелось хоть что-нибудь узнать у начальника связи Ковалева о своей семье. Последние месяцы он не получал писем из Куйбышева. Сильно скучал и по жене, и по дочерям, и по своему баловню, трехлетнему Вите.
– Приехал, - искренне обрадовался Ковалев.
– Мы здесь заждались тебя. Ну рассказывай, как добрались.
– Погоди, Иосиф Нестерович. Как в Куйбышеве?
– Всё в порядке. Я часто Александре Емельяновне от тебя приветы передавал.
– А телеграфировать туда можно?
– Пиши.
Симоняк быстро набросал текст телеграммы:
Куйбышев, улица Фрунзе, 80 квартира, Ковалевой для Симоняк
Здравствуйте, дорогие Шура и дети. Прибыл на свою родную землю. Здоров я и все друзья. Напишу письмо особо.
Ваш Николай.
Они долго сидели вдвоем. Ковалев достал карту, исчерченную синими и красными линиями. Симоняк впился в нее глазами. И без объяснений Ковалева он уже видел, что представляет собой Ленинградский фронт. На юге линия обороны наших войск громадной подковой огибала город, упираясь одним концом в Финский залив, вторым - в Неву у поселка Усть-Тосно, занятого немцами, и далее шла по правому
– Всюду теперь положение устойчивое, - объяснял Ковалев.
– Не немцы нас тревожат, а мы их. А тут...
Он показал на Тихвин, на подступах к которому шли яростные бои.
Еще в октябре немецкое командование бросило в наступление ударную группировку войск, которая должна была захватить Тихвин и двигаться дальше на север к Свири, на соединение с финской армией и таким образом окончательно отрезать Ленинград от страны. Врагу удалось занять Тихвин, подойти вплотную к Волхову.
В ноябре три советские армии перешли в контрнаступление, чтобы сорвать фашистский план двойной блокады Ленинграда.
– Мерецков там сейчас воюет и Федюнинский, - рассказывал Ковалев.
– Армия Федюнинского отбросила немцев от Волхова, а войска Мерецкова вплотную подошли к Тихвину.
Симоняк не перебивал Ковалева. Его глаза неотрывно следили за движением карандаша, которым Иосиф Нестерович водил по карте.
– Нас бы туда, - задумчиво обронил он.
– Опоздал малость, Николай Павлович. Четыре дивизии туда из Ленинграда перебросили. Но и здесь кое-что намечается.
– Еще в Кронштадте я получил приказание подготовиться к боевым действиям...
Разговор друзей прервал сильный грохот. Где-то неподалеку разорвался артиллерийский снаряд. За первым разрывом последовали второй, третий...
– И часто так?
– Без обстрела дня не проходит.
– Точно на Ханко.
Вернулся Симоняк из штаба поздним вечером. У Ковалева захватил кипу газет, по которым сильно изголодался на Ханко. За чтением он провел не один час, пока веки не сомкнулись сами собой.
Разбудил Симоняка скрип двери. В комнату с охапкой дощечек осторожно входил шофер Ноженко.
Симоняк быстро поднялся:
– Готовь колымагу.
– Далеко поедем?
– В Смольный.
...В просторном кабинете командующего фронтом сидело несколько человек. Они о чем-то вполголоса переговаривались. Симоняк узнал начальника штаба Гусева, вице-адмирала Трибуца.
– Садитесь, товарищи гангутцы, - пригласил Хозин вошедших.
Кабанов опустился в кресло у продолговатого стола. Рядом с ним сели Расскин, Симоняк и Романов.
В кабинет вошли члены Военного совета Жданов, Кузнецов, Штыков, Соловьев. Хозин представил им ханковцев.
– Начнем с Кабанова?
Докладывал командующий военно-морской базой, затем Расскин. Потом настали очередь Симоняка. Он сказал о численности бригады, ее вооружении, потерях на Ханко и во время эвакуации.
– Потери у бригады, можно считать, минимальные, - заметил Жданов. Эвакуация проходила в очень сложных условиях. Кстати, кого вы там оставили на Ханко?
– Я докладывал: никого.
– А вот финны сообщают другое.
– Жданов похлопал рукой по столу, на котором лежали бумаги.