Генерал Симоняк

Стрешинский М. П.

Враг сложил оружие всюду. И тут, в Курляндии, и на всем советско-германском фронте.

14

Командир артиллерийского полка подполковник Курт Юнг ждал русских офицеров. Насупленный, с землистым лицом, он, казалось, не находил себе места. То подходил к громадным мортирам - калибра 210 миллиметров, то останавливался у своего мерседеса, над капотом которого трепыхался лоскуток белой материи.

Подполковник мысленно прощался со всем этим - и с орудиями, и с машинами. Через час-другой он сдаст их русским.

Нет, никак не ожидал Юнг подобного

конца русской кампании. Он принадлежал к тому поколению немецких офицеров, которое начинало свою военную карьеру еще при Вильгельме II. Он воевал за кайзера и пошел воевать за Гитлера, когда тот развязал вторую мировую войну. Юнг считал, что служит великой Германии. Его полк бросали в Польшу и Францию, Бельгию и Румынию, Грецию и Болгарию. И, наконец, он попал в Россию. Тяжелые батареи разрушали крымские города, били по Севастополю. Потом их привезли под Ленинград. Юнг за свои заслуги перед фюрером уже имел три железных креста. Четвертым крестом его наградили за обстрелы Петербурга, как немцы упрямо продолжали называть город Ленина.

– Едут, - засуетился вдруг адъютант Юнга капитан Герберт Клензорге.

Машина с советскими офицерами остановилась на опушке поляны. Адъютант бросился к ней. Через несколько минут он позвал Юнга.

Принимали полк четыре ленинградца - Петр Максимов, Геннадий Иванов, Григорий Шепталин и Александр Петров. Юнг скользил глазами по их погонам - три капитана и один старший лейтенант. Юнцы. И вот он, старый прусский офицер, подполковник, должен перед ними тянуться. Но что поделаешь? Капитуляция есть капитуляция.

И подполковник, приложив руку к козырьку, отвечал на вопросы русских офицеров. На вооружении полка пятьдесят тяжелых орудий калибром от 105 до 210 миллиметров. Офицеры имеют артиллерийское образование. Все награждены железными крестами. Триста пятьдесят солдат тоже имеют награды.

– По каким объектам вы вели огонь, когда стояли под Ленинградом?

Память словно изменила подполковнику. Он неопределенно пожал плечами:

– Я солдат, полк вел огонь по тем целям, которые ему указывали.

– От вас правды не услышишь, - прямо сказал Максимов.
– Всё готово к сдаче?

– Всё, господин капитан.

Орудия, тягачи, машины вытянулись в колонну вдоль дороги. Максимов и его товарищи начали осмотр. Уже через несколько минут они увидели, что немцы пытаются обмануть их.

– Где замки и прицелы?
– спросил Максимов. Командир полка ответил что-то невнятное.

– Вы нарушаете инструкцию о сдаче боевой техники. Потрудитесь установить на место замки и прицелы. Иначе принимать орудия не будем.

Юнг развел руками и торопливо направился к своим артиллеристам, которые стояли у штабных машин.

Прицелы и замки пришлось вырывать из земли, доставать из озера. Наши офицеры, спокойно покуривая, прохаживаясь по поляне, наблюдали за суетой немцев.

В это время на полянку въехала машина командарма. Симоняк, распахнув дверцу, легко соскочил на дорогу.

– Товарищ генерал-лейтенант,

приемка артиллерийской техники отложена. На многих орудиях нет замков и прицелов, - доложил капитан Максимов.

– А куда они делись?

– Попрятали. Видите, копаются в земле? И со дна озера достают.

– Сами виноваты. Пусть попотеют. Всё должно быть в ажуре.

Симоняк, заметив старшего лейтенанта Петрова, по-дружески кивнул ему.

– Видишь, товарищ Петров, как дела обернулись. К твоим ногам немцы сами складывают оружие.

– Точно, товарищ генерал. Недаром мы кровь свою проливали.

Командарм распрощался с офицерами, и его машина помчалась по лесной дороге. Симоняк поехал к железнодорожной станции, где сдавалась в плен немецкая пехотная дивизия. Пулеметы, автоматы, пистолеты складывались под открытым небом. Машины, нагруженные военным имуществом, двигались колоннами по дороге. На лицах немецких солдат Симоняк не заметил уныния. Напротив, они откровенно радовались тому, что остались в живых, что закончилась опостылевшая им война.

Немецкая дивизия выстроилась побатальонно. Столь же послушно, как еще вчера они выполняли приказы Гитлера, немецкие подполковники, майоры, капитаны подчинялись распоряжениям наших лейтенантов. Фашистские части, поднимая облака пыли, шагали в плен, сопровождаемые несколькими советскими автоматчиками.

– Заждался вас немецкий генерал, - напомнил Симоняку адъютант.

– Успеется. Спешить ему сейчас уже некуда, - усмехнулся командарм.

Под вечер Симоняк вернулся в Тукумс. На крылечке небольшого домика, где расположился штаб армии, сидел немецкий генерал. Увидев Симоняка, он вскочил, поднес руку к козырьку.

Командарм пригласил его в дом.

– Вы командовали корпусом?

– Да, да.

– Я беседовал со многими вашими генералами и офицерами. Спрашивал, чем они объясняют поражение Германии в войне. Любопытно и ваше мнение узнать.

– Можно быть откровенным?

– Именно откровенным.

– Гитлер слишком вмешивался в дела рейхсвера. Имей наш генералитет больше свободы, было бы меньше катастрофических ошибок. Это, по-моему, главная причина постигшего нас поражения.

– А еще какие?

– Видели вы за Тукумсом громадное кладбище военных машин? Почему они вышли из строя? Отказала какая-либо деталь, и машину приходилось отправлять на свалку. У вас лучше. Унифицированные детали, запасные части.

Слова генерала развеселили Симоняка. Вот где, оказывается, собака зарыта...

– Это всё?

– Бог от нас отвернулся, - тихо проговорил пленный командир корпуса.

– Не будь я атеистом, сказал бы: как ему не отвернуться от вас? Еще ни одна армия не творила столько злодейств. Подумайте об этом, генерал, времени у вас хватит. Но я в бога не верю и скажу вам одно: не могли вы выиграть войну. Вы начали ее и вели как захватчики, душители свободы, палачи. А мы воевали за правое дело, за будущее человечества. Великая цель дала нам великую силу.