Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
— Баклю!.. Даджал!..
Из ворот укрепления вырвалась вторая сотня, за ней третья. Увидя их, джигиты повернули коней, с гиком помчались прочь.
— A-а, дряни, утекаете! — грозил саблей распаленный боем Бакланов. На левом плече нательной рубахи расплывалось алое пятно.
И вдруг находившийся с ним рядом Долгов бросил своего коня прямо на него, едва не сбросив полковника с седла. Тут же прогремел выстрел.
— Ваша… пуля… во мне. — Долгов стал валиться. — Простите…За все…
Через четверть часа казака не стало. Он принял смерть, заслонив собой командира.
После
— Дозвольте быть при вас заместо Долгова. Я ведь его станичник… Живота свово не пожалею.
Бакланов смерил казака суровым взглядом, словно оценивал, на что тот способен. Сказал:
— Ежели станичник, то заступай…
Поединок
Охватка возникла внезапно: из лесу на занятых рубкой леса казаков неожиданно выскочил большой неприятельский отряд. Казаки едва успели разобрать составленные в козлы ружья, открыли пальбу. Уяснив обстановку, Яков Петрович с полусотней казаков помчался на выручку.
Угрожающе размахивая над головой кривой саблей, прямо на него несся всадник-бородач в лохматой шапке. В его лице было столько решимости, что Яков Петрович сразу опознал в нем вожака, опытного и смелого всадника. Он помчался на него. Опережая бородача, ловким ударом вышиб у него саблю, а в следующий миг, вложив в удар всю свою необыкновенную силу, полоснув по нему с плеча.
Это был его знаменитый, баклановский удар. Опустившаяся на плечо сабля прошла сквозь тело всадника до седла. Фонтанами брызнула кровь, и часть туловища вместе с головой стала сползать с седла. Увидев это, нападавшие в панике умчались назад. Казаки вновь взялись за топоры.
На следующий день в сумерках наступающей ночи в русском лагере появился всадник, горец.
— Мне нужен Баклю, — потребовал он у находившихся в охранении казаков.
— Зачем? Кто ты такой?
— Баклю мой кунак. А я Мусса, из аула.
Казачий командир в это время находился в палатке, объяснял офицерам задание на следующий день. Завидя гостя, предложил войти.
— С чем приехал, Мусса? Заходи.
— Баклю, есть важная новость. Спешить сказать надо. Чай не надо. В другой раз.
— Тогда говори без утайки. Здесь свои.
— Баклю, тебя завтра хотят убить. Брат того джигита, которого ты зарубил, поклялся отомстить. На коране дал клятву. И многие были при этом. Не надо было, Баклю, убивать того джигита.
— Зачем же они сами нападали? Он ведь сам первый обнажил саблю!
— Брат джигита это знает, но он обязан отомстить за родственника, иначе он ему не брат… Ты, Баклю, завтра на ту горушку не поднимайся. Он тебя там будет поджидать. А стрелок он меткий…
На следующее утро, как обычно, казаки вышли на рубку леса. Визжали пилы, стучали топоры. Освоив дело, люди работали умело и споро. Каждый знал, что нужно делать: одни валили деревья, другие очищали от ветвей стволы, тут же распиливая их на куски, оттаскивали в стороны щепку. Работали, сложив неподалеку оружие и амуницию, чтобы быть в готовности при первой же опасности.
Утро выдалось на редкость ясным, солнечным. Радужно сияла листва каплями осевшего за ночь тумана. Яков Петрович, как всегда, объехал
«Может, не ехать? — требовала осторожность. — Береженого бог бережет». Но не поехать — значит показать и врагу, и своим офицерам, что напуган.
«Ну уж нет! Угрозами нас не испугаешь!..»
— Дай-ка ружье! — сказал он Вязникову. Это было его любимое оружие, отменного боя, из которого он издали поражал малозримые цели. Он зарядил его, три патрона положил про запас.
— Оставайся и следи за мной, — приказал Авдею. Положив ружье на седло, направился к опасному месту.
Холм находился в двустах саженях от опушки, у края крутого склона. Внизу затейливой лентой вилась горная речка, бравшая начало из ледника; за речкой опять был крутой склон, на котором, как гнезда ласточек, тесно лепились сакли аула. Позади и правей холма тянулся лес, где казаки расчищали просеку для будущей дороги. Слева от холма возвышалось нагромождение глыб, которые каждый раз, когда он направлялся к холму, заставляли настораживаться.
Взбираясь на холм, он незаметно разглядывал эти камни: чутье подсказывало ему, что стрелок засел там и ждет момента, чтобы выстрелить. Однако вокруг было тихо. Он был уже наверху, на площадке, с которой любил наблюдать аул, когда что-то заставило его оглянуться влево. Ему показалось, что между глыб мелькнула тень.
Резкий удар в грудь едва не вышиб его из седла. И тут же прогремел выстрел. Многократно по горам прокатилось глухое эхо. Боль от удара пронзила все его тело. Он схватился за грудь, но сознание опасности подхлестнуло его к действию. Превозмогая себя, вытащил ногу из стремени. Вскинул ружье, прицелился, упираясь локтем в ногу как подпорку. Он наловчился так стрелять из ружья. Лошадь послушно замерла.
«Спокойно… Спокойно». — Он подвел мушку к месту, где мелькнула тень.
Вот меж камней показалась шапка, он нажал на крючок…
Пуля разорвала чекмен, ударила, оставив на теле багряно-сизое пятно. И ни единой кровинки: в кармане чекменя оказался расплющенный пулей серебряный рубль. Бакланов мысленно благодарил судьбу за счастливый исход поединка.
Смена
Как ни ходила слава о полке и его смельчаке командире, однако нашлись завистники, настрочившие на Бакланова донос. Обвиняли и в излишней самочинности, и в крутости характера, и в злоумышленной расточительности. Сообщили даже, что без разрешения начальства он заимел в полку непредусмотренную штатным расписанием ракетную батарею.
В полк для проверки прибыл сам Воронцов. Почти неделю прибывшие с наместником генералы и офицеры дотошно проверяли подразделения. И вот, наконец, выслушав всех, Воронцов объявил заключение.
— Хороший полк, господа. Я лично доволен результатами осмотра. И люди выглядят молодцами, и кони выхолены, и выучка казаков высокая.
— А батарея, ваша светлость? — подал голос сопровождавший Воронцова генерал Нестеров. Полк Бакланова входил в его подчинение, и ему лестно было слышать похвалу самого наместника.