Генерал Слащев-Крымский
Шрифт:
Кому как не Михаилу Булгакову было не знать, что воздух Крыма, его красочные картинки, приморские пляжи, разнообразная растительность, горные леса, превеликое множество памятников культуры дышат поэзией и вряд ли оставят любого литератора равнодушным. Не зря же Крым называют жемчужиной! Как пишет В.П. Дюличев в «Рассказах по истории Крыма», «С глубокой древности в Крыму перекрещивались сухопутные и морские дороги, причудливо переплетались пути многотысячелетней истории человечества. Здесь сталкивались интересы оседлого населения и кочевников, земледельцев и скотоводов, аборигенов и пришельцев. Благодаря исключительно благоприятным условиям Крымский полуостров всегда привлекал к себе человека, и неслучайно по количеству памятников он занимает одно из первых мест. На крымской земле они распространены повсеместно. На Южном берегу, в горах, в степном Крыму, Присивашье, на Керченском полуострове, на Тарханкуте».
Поездка писателя в Крым,
«Юркий мальчишка, после того как я с размаху сел в джанкойскую грязь, стал чистить мне башмаки. На мой вопрос, сколько ему нужно заплатать, льстиво ответил:
— Сколько хочете.
А когда я ему дал 30 коп., завыл на весь Джанкой, что я его ограбил. Сбежались какие-то женщины, и одна из них сказала мальчишке:
— Ты же мерзавец. Тебе же гривенник следует с проезжего.
И мне:
— Дайте ему по морде, гражданин.
— Откуда вы узнали, что я проезжий? — ошеломленно улыбаясь, спросил я и дал мальчишке ещё 20 коп. (Он чёрный, как навозный жук, очень рассудительный, бойкий, лет 12, если попадёте в Джанкой, бойтесь его.)
Женщина вместо ответа посмотрела на носки моих башмаков. Я ахнул. Негодяй их вымазал чем-то, что не слезает до сих пор. Одним словом, башмаки стали похожи на глиняные горшки».
Следующая зарисовка — «В бухте — курорт Коктебель»:
«В нём замечательный пляж, один из лучших на крымской жемчужине: полоска песку, а у самого моря полоска мелких, облизанных морем разноцветных камней».
Здесь Булгаков пишет про людей, болеющих «каменною болезнью»:
«Приезжает человек, и если он умный — снимает штаны, вытряхивает из них московско-тульскую дорожную пыль, вешает в шкаф, надевает короткие трусики, и вот он на берегу.
Если не умный — остаётся в длинных брюках, лишающих его ноги крымского воздуха, но всё-таки он на берегу, чёрт его возьми!
Солнце порою жжёт дико, ходит на берег волна с белыми венцами, и тело отходит, голова немного пьянеет после душных ущелий Москвы.
На закате новоприбывший является на дачу с чуть-чуть ошалевшими глазами и выгружает из кармана камни.
— Посмотрите-ка, что я нашёл!»
Про Ялту великий писатель говорит с явным восторгом:
«Но до чего же она хороша!
Ночью, близ самого рассвета, в черноте один дрожащий огонь превращается в два, в три огня — в семь, но уже не огней, а драгоценных камней…(…)
Наутро Ялта встала, умытая дождём. На набережной суета больше, чем на Тверской: магазинчики налеплены один рядом с другим, всё это настежь, всё громоздится и кричит, завалено татарскими тюбетейками, персиками и черешнями, мундштуками и сетчатым бельём, футбольными мячами и винными бутылками, духами и подтяжками, пирожными. Торгуют греки, татары, русские, евреи. Всё в тридорога, всё «по-курортному» и на всё спрос. Мимо блещущих витрин непрерывным потоком белые брюки, белые юбки, жёлтые башмаки, ноги в чулках и без чулок, в белых туфельках».
А вот перед Булгаковым и знаменитая Ливадия:
«…в Ялте вечер. Иду всё выше, выше по укатанным узким улицам и смотрю. И с каждым шагом вверх всё больше разворачивается море, и на нём, как игрушка с косым парусом, застыла шлюпка. Ялта позади с резными белыми домами, с остроконечными кипарисами. Всё больше зелени кругом. Здесь дачи по дороге в Ливадию уже целиком прячутся в зелёной стене, выглядывают то крышей, то белыми балконами. Когда спадает жара, по укатанному шоссе я попадаю в парки. Они громадны, чисты, полны очарования.
Море теперь далеко, у ног внизу, совершенно синее, ровное, как в чашу налито, а на краю чаши, далеко, — лежит туман.
Здесь, среди вылощенных аллей, среди дорожек, проходящих между стен розовых цветников, приютился раскидистый и низкий, шоколадно-штучный дворец Александра III, а выше него, невдалеке, на громадной площадке белый дворец Николая II».
В Москву Булгаков уезжал «вечером из усеянного звёздами Севастополя, в тёплый и ароматный вечер, с тоскою и сожалением»!
И, кто знает, случайно ли, но в следующем году — 1926-м, Михаил Афанасьевич начал работу над театральной пьесой «Бег». Она состоит из восьми снов, три из которых происходят в том самом Крыму. Сон второй — в начале ноября 1920 года «где-то в Крыму». Сон третий и сон четвёртый — в начале ноября в Севастополе. Случайно ли?
2
Михаил Александрович родился 3(15) мая 1891 года в большой семье доцента (позже профессора) духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова в Киеве. В 1909 году выпускник киевской гимназии Миша Булгаков поступил на медицинский факультет Киевского университета, а в 1916 году
В годы Первой мировой войны будущий великий писатель несколько месяцев работал врачом в прифронтовой зоне. Его направляли на работу в село Никольское Смоленской губернии, а затем в Вязьму. В феврале 19-го (в период Гражданской войны) Булгакова мобилизовали как военного врача в армию Украинской Народной Республики. Успел он поработать и врачом Красного Креста, и врачом в Красной армии. А осенью 19-го, в ходе уличных боёв, Михаил Афанасьевич перешёл на сторону Вооружённых сил Юга России и был назначен военным врачом 3-го Терского казачьего полка, в составе которого принимал участие в боевых действиях на Северном Кавказе. В начале 1920 года во время отступления Добровольческой армии Булгаков заболел тифом и по воле судьбы, из-за этой страшной болезни, не смог уйти в Грузию, оставшись во Владикавказе.
С сентября 1921 года Михаил Афанасьевич живёт в Москве и начинает свою литературную деятельность прежде всего как фельетонист в газетах «Гудок» и «Рабочий». Печатается в журналах «Медицинский работник», «Россия» и «Возрождение». Например, с 1922 по 1926 год только в «Гудке» им было опубликовано более 120 репортажей, очерков и фельетонов. Отдельные произведения Булгакова появляются в берлинской газете «Накануне». Уже в 1923 году М. Булгаков вступил в Союз писателей. В 1924 году издают его роман «Белая гвардия», а в 1926-м во МХАТе с огромным успехом прошла его пьеса «Дни Турбиных», которая понравилась самому Иосифу Сталину. В конце года в Театре им. Вахтангова с не меньшим успехом прошла следующая пьеса — «Зойкина квартира». И вот Михаил Афанасьевич приступает к работе над пьесой «Бег».
«Пьеса «Бег», по замыслу автора, должна была продолжить тему романа «Белая гвардия»: инсценировка этого романа — пьеса «Дни Турбинных» — была допущена к постановке во МХАТе по личному распоряжению Сталина и выдержала более тысячи представлений, — рассказывает С. Гаврилов. — Генерал-лейтенант вооружённых сил юга России Яков Александрович Слащёв — прототип главного героя пьесы Романа Валерьяновича Хлудова — неоднозначная фигура белого движения. (…)
Михаил Булгаков тщательно изучил биографию своего героя… противоречивые, часто немотивированные поступки Слащёва озадачили Булгакова. В первой редакции пьесы «Бег» драматург создал портрет Хлудова, в характере которого звучали истеричные проявления «загнанного в угол человека». Что-то было не так. Писательская интуиция и проницательность заставили Михаила Афанасьевича отказаться от подобной трактовки образа. Он ещё раз перечитал мемуары генерала и задумался. В биографии Якова Слащёва оставалось единственное тёмное пятно — двухмесячный период пребывания в Николаеве, Вознесенске и Новом Буге…
Уроженец Киева Михаил Булгаков даже проездом не бывал в Николаеве. Здесь у него не было ни друзей, ни знакомых, ни сослуживцев. Драматург нуждался в помощи постороннего человека, который мог бы приехать в город и расспросить очевидцев о деятельности администрации генерала Слащёва в конце 1919 — начале 1920 годов.
Этот человек нашёлся. Елена Александровна Митруль — 2-й редактор газеты «Киевский рабочий» и дальняя родственница писателя (вдова двоюродного брата Константина) — сама предложила Булгакову услуги. Она согласилась съездить в Николаев, чтобы найти людей, переживших деникинскую оккупацию, и переговорить с ними. Это журналистское расследование представлено в письмах, которые долгое время хранились в Булгаковском фонде библиотеки им. Ленина и были опубликованы издательством «Советский писатель» в 1989 году».
3
21 апреля 1929 года. Е.А. Митруль — М.А. Булгакову:
«…В ноябре 1919-го начальник временной администрации Николаева от генерал-майора Слащёва полковник Бриссель издал три приказа населению: первый — о добровольной сдаче холодного и огнестрельного оружия; второй — об обязательной работе торговых лавок, магазинов, театра, школ и библиотек; третий — о введении комендантского часа для гражданских лиц с 21.00 до 05.00. Всех праздношатающихся примерно наказывать, вплоть до расстрела.
…Комендант Бриссель в связи с военным положением отменил гражданское и уголовное судопроизводство. Всех воров, карманников, грабителей и мародёров судил военный трибунал. В ноябре на рыночной площади в Николаеве публично повесили 14 человек, среди которых 6 деникинцев (2 офицера и 4 нижних чина), остальные — из числа ночных грабителей.
…В середине ноября для устрашения населения расстреляны в Адмиралтействе более 50 подстрекателей к беспорядкам и поджигателей. Среди них было много невинных заложников.
…В последнюю неделю месяца объявлена мобилизация в армию. Все мужчины в возрасте от 18 до 45 лет должны были явиться в комендатуру для получения продовольственного пайка и амуниции. 30 ноября была устроена показательная казнь 8 дезертиров на Магистратской площади.
(Записано со слов бывшего члена попечительского совета Александровской гимназии А.Н. Дробышева)».