Генерал Снесарев на полях войны и мира
Шрифт:
Начальник Академии был её мозг, воля и сердце: и хозяйственник, и учёный-ориенталист, страновед, геополитик, статистик, математик, историк, этнограф, военный педагог-преподаватель. Прочитанные им курсы лекций: «Огневая тактика», «Современная стратегия», «Философия войны», «Военная география», «Афганистан» — слово новатора в военной науке.
При нём в Академии были образованы Военно-научное общество, Восточное отделение, Опытная психологическая лаборатория. Последняя — уникальное образование: использовались, по сути, новые методы — генетический, психопатологический, экспериментально-психологический, исследовались проблемы воли, внушения и воздействия, такие неопределённые понятия, как моральное состояние, дух армии, настроение войск.
2
Начиная с весны 1918 года не уставали полыхать поля Гражданской войны. От Чёрного до Белого моря, от Каспия до Балтики, от Волги до Днепра, от Дальнего Востока
Весной 1920 года устремились в широкое наступление поляки, вознамерясь захватить земли, которые им принадлежали до первого раздела Польши. Реввоенсовет образовал особую — под председательством Брусилова — комиссию, ей надлежало ни много ни мало продумать, проработать, предложить, каким образом возможно победить. В июне 1920 года Ленин подписал декрет об освобождении от ответственности всех бывших офицеров, которые находились в белогвардейских армиях, при условии их перехода в ряды Красной армии. Брусилов через журнал «Военное дело» обратился с воззванием ко всем бывшим офицерам забыть все обиды, вступить в Красную армию и не допустить расхищения России.
Здесь уместно вспомнить, что был приказ с другой стороны, подписанный менее года назад в Екатеринодаре командующим Добровольческой армией Деникиным: «К стыду и позору русского офицерства, много офицеров, даже в высоких чинах, служат в рядах красной армии. Объявляю, что никакие мотивы не будут служить оправданием этого поступка… Всех, кто не оставит безотлагательно ряды красной армии, ждёт проклятие народное и полевой суд Русской Армии — суровый и беспощадный».
Белые, красные — всё одно кровь. Человеческая кровь. Братская кровь Гражданской войны, начатой, конечно же, не в двадцатом веке, а тысячелетиями раньше. Тут невольно приходят на память слова поэта Волошина: «Гражданская война развивает в людях истинное братство — в древнейшем смысле этого слова: братство Каина и Авеля».
3
В начале 1920 года в Академии было создано восточное отделение, должное готовить работников Генштаба для дипломатической работы за границей, а также в республиках Средней Азии и на Дальнем Востоке; немалые часы отводились на изучение языков: персидского, арабского, турецкого, китайского, японского; изучались также история, экономика, статистика, история международных отношений.
При Всероссийском Главном штабе учреждена Комиссия для исследования и использования опыта Первой мировой войны, в разговорном обиходе именуемая Исторической комиссией; по пятницам в доме № 14 по Пречистенке (в годы советской власти — улица Кропоткина) собирались её члены — АА. Свечин, А.Е. Снесарев, И.И. Вацетис, А.А. Незнамов, С.Г. Лукирский, и при любой погоде оживлённо обсуждались вопросы военного дела. Среди существеннейших тогда: какою должна быть Красная армия — милиционной или регулярной? Снесарев и Свечин настаивали на регулярной, Троцкий — на милиционной. На страницах «Военного дела» метались полемические копья.
При Академии Генштаба под председательством её начальника утверждена Главная военно-научная редакция, без одобрения которой ни одна типография не могла печатать военных трудов — учебников, исследований, руководств, пособий, «ратной» беллетристики. По постановлению редакции было принято издание Военно-энциклопедического словаря (председатель редакционной коллегии — А.Е. Снесарев).
Под эгидой Академии — также Военно-историческая комиссия, журнал «Военное дело» и Временная комиссия по устройству военных библиотек: бои — боями, а книги — книгами, их надо сохранить для будущих поколений.
По приказу Реввоенсовета в 1920 году был создан Высший академический военно-педагогический совет: председатель С.С. Каменев, члены: А.Е. Снесарев, Е.К. Смысловский, В.Ф. Новицкий, Г.Ф. Гирс, С.Г. Лукирский, А.А. Незнамов, В.И. Моторный. На первом его заседании Снесарев развивал идею необходимого соразмерного взаимодействия сухопутных, воздушных и морских сил; также был рассмотрен вопрос о военном факультете Туркестанского государственного университета.
Ещё в ноябре 1918 года было принято решение о Туркестанском государственном университете. Весной 1920 года в Ташкент прибыл эшелон с преподавателями, оборудованием и литературой. Осенью начались занятия на семи факультетах. В это время Туркестану, который не обошла Гражданская война, позарез требовались командные кадры. Командирам были нужны знания военные, и особенно знания местных условий и условий сопредельных стран. Требовался ещё один факультет — военный. Идею поддержали Туркестанский и Московский университеты, Фрунзе, командующий туркестанскими войсками, и Снесарев, начальник Академии Генштаба, высказались положительно. Было создано организационное бюро под председательством Снесарева. Военный факультет просуществовал до середины 1922 года.
На
Осенью 1921 года был издан новый декрет и новое положение об Институте востоковедения. Новое название института предполагало более широкий подход к изучению Востока: его стран, его народов и их языков; оно указывало, что основой учебной и учёной деятельности института должно стать изучение живого Востока, а не живых восточных языков самих по себе, разумеется, тоже необходимых при всестороннем познании восточных стран. Требовались выпускники, изучившие политический и экономический строй определённой восточной страны, теоретически и практически усвоившие восточный и один из западных языков с тем, чтобы выполнить серьёзные и трудные политические и экономические задачи, которые предстояло решать в странах Востока. Ближневосточный факультет — изучение Турции, Персии, арабских стран; Средневосточный — Индия и Афганистан; Дальневосточный — Япония и Китай. Институт размещался, как и Лазаревский, по Армянскому переулку, в доме, где при Временном правительстве шумно угнездилась «Дикая дивизия».
Первым ректором Института востоковедения стал А.Е. Снесарев. Он же возглавил среднеазиатскую кафедру, читал лекции слушателям разноуровневой подготовленности, напрочь отметая упрощённый или экзотический подход к изучению восточных стран. Многие стремились стать его слушателями. Академик-восточник А.А. Губер вспоминает, что именно из-за Снесарева он избрал среднеазиатскую специальность, а общаться с выдающимся учёным и военачальником каждый почитал за честь. Преподаватель во всём был эрудирован, значителен, интересен: «Глубокое знание страны и её народов, истории и международных противоречий, связанных с Афганистаном, особенно англо-русского соперничества, А.Е. Снесарев доносил до аудитории в увлекательном и блестящем изложении. Он никогда не “читал” лекций. Непринуждённо, но очень запоминающе излагал он материал… В его лекциях попутно и всегда к месту были рассыпаны также замечания, касающиеся обычаев, правил приличия, принятых у разных народов Средней Азии. Пренебрежение ими, как всегда подчёркивал Андрей Евгеньевич, могло легко испортить намечавшийся контакт исследователя… К нему можно было обратиться с любым вопросом. Он охотно шутил, интересовался нашей жизнью, бытом. В ожидании звонка с галантным и остроумным Снесаревым любили поговорить по-английски, французски или немецки наши преподавательницы западных языков. Андрей Евгеньевич свободно владел иностранными языками и говорил на них так же остроумно, как и на русском».
Ещё академик Губер находит необходимым сказать, что в снесаревском курсе явственно и убедительно прослеживался патриотический подход к событиям, сочувствие угнетённым, что органично запало в сердца благодарных учеников.
4
А к военной власти спешил Тухачевский. Провалив Западный поход на Польшу, он реабилитировал себя перед большевистской верхушкой борьбой с народом: подавил восстание тамбовских крестьян и Кронштадтский мятеж.
На все крестьянские восстания даже энергичного Тухачевского не могло хватить, скажем, неожиданно сильно в ту же пору заполыхало восстание на родине Снесарева — в Старой Калитве, широко по губернии разбросав языки пламени. И по зачину, из-за неуёмной жадности и жестокости продразвёрстки, и по характеру, и территориально Калитвянское, иначе Колесниковское, названное так по фамилии его предводителя Ивана Колесникова, восстание смыкалось с восстанием Тамбовским — Антоновским. Снесарев не знал тогда, как в его родной слободе после третьего нацела изымщиков хлеба начинался мятеж: с молением в церкви, под горящими свечами и звонящими колоколами, пред ликом Спасителя и Богородицы. Разумеется, ни свечи, ни лики, ни тревожные колокола не остановили бы блистательного Тухачевского, доведись ему оказаться здесь, он так же, как и против тамбовских крестьян, применил бы и газ, и карательные красные цепи. Но Снесарева, вместе с крестьянами-солдатами испытавшего газовые атаки со стороны австрийцев и венгров, вместе с крестьянами-солдатами провоевавшего три года, немыслимо было бы представить в роли грабителя крестьян, холодного усмирителя их за не отданный до последнего зерна ими же выращенный хлеб. Так что своеобразную антитезу Снесарев — Тухачевский определяет корневой, нравственный аспект куда больше, нежели военный. У одного — глубинное чувство народной беды, у другого — жажда любой победы.