Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания

Сухомлинов Владимир Александрович

На вокзале меня встретил адъютант военного министра, генерала Редигера, с просьбой последнего сейчас же отправиться к нему.

Редигер передал, что государь ждет меня на другой же день. Я был поражен, узнав, что мне предложено будет принять должность начальника Генерального штаба. Положение дел было, очевидно, скверное. В моем прекраснейшем служебном положении в Киеве, можно сказать, лучшем в России, это было такое неожиданное и неприятное обстоятельство, что я пришел в полное отчаяние и решил отказаться.

На следующий день я был в Царском Селе. Государь встретил меня исключительно ласково и, глядя в упор своими добрыми глазами, сказал: «Как я рад, что вы приехали. Сколько раз я вспоминал о вас и о том, как вы были правы, Владимир Александрович. Действительно,

вышло так, что все перепуталось. Я прошу вас принять должность начальника Генерального штаба, нам надо распутаться».

Я пытался избегнуть этой служебной перемены, во всех отношениях мне лично не улыбавшейся, не говоря уже о громаднейшей разнице в условиях материальных. Из хозяина самостоятельного приходилось переходить в работника, зависимого от военного министра. Критикуя проект великого князя Николая Николаевича, я указывал именно на те последствия, которые оправдались относительно розни в работе и водворения сумбура в военном ведомстве. Дело, налаженное и для меня симпатичное, в прекрасных климатических условиях Юго-Западного края, предстояло променять на работу среди придворных интриг человеку, за 10 лет отсутствия в Петербурге утратившему всякую связь с жизнью столицы.

«Я знаю, – говорил мне государь, – что это для вас из попов в дьяконы, но я прошу все-таки вас на это согласиться, а во мне вы найдете во всем поддержку. Ваше трудное положение я вполне понимаю, но здесь, в столице, можно добиться того, чего не сделаешь в провинции».

Я ответил на это его величеству, что перемену, мне предстоящую, считаю переходом даже из попов в дьячки, а не в дьяконы, но не могу допустить, чтобы государь меня просил, а повеление высочайшее не исполнить считал бы для себя преступлением.

Соглашаясь, таким образом, я поставил лишь со своей стороны одно условие, что хотя, в свое время, генерал Редигер проходил курс академии, а я был уже в составе ее администрации, и он, следовательно, был моим подчиненным, тем не менее с принятием должности начальника Генерального штаба я прошу меня подчинить военному министру.

Государь так был рад исходу этого дела, что имел вид человека, у которого с плеч гора свалилась. Он согласился, но поставил со своей стороны условие, чтобы раз в неделю, по вторникам, я делал ему доклады в присутствии военного министра. Пришлось с этим, в свою очередь, согласиться, но я доложил тогда: «Слушаю, ваше величество! Я буду докладывать военному министру в вашем присутствии…»

Глава XIX. Начальник Генерального штаба

Реформой 1905 года, как я уже пояснял, Генеральный штаб был из Военного министерства выделен в отдельный орган, глава которого, начальник Генерального штаба, получил право самостоятельного, независимого от военного министра, доклада у государя. Пытались в этом отношении подражать прусской организации, упуская самый смысл таковой, так как вопрос личного состава остался в руках военного министра, тогда как в Пруссии для этого имелся специальный военный кабинет. У нас же такового не существовало. Этим в основание всей этой организации заложено было начало разложения, с которым такой положительный человек, как Палицын, справиться не мог. В действительности вся его работа по существу оказалась в полной зависимости от инициативы и импульса Совета государственной обороны, который, однако, ничего не делал!

Прием и сдача этого столь крупного управления с деловой и формальной стороны происходили весьма просто: Палицын передал мне ключ от своего порожнего письменного стола, и когда я попросил его дать мне программу работ по обороне, он трагически указал пальцем на свой лоб!

Таким образом, говорить было не о чем. Никакого плана обороны, никаких проектов реорганизации… И это через четыре года после неудачной войны!

Мое назначение на его место Палицын принял довольно равнодушно. По его словам, он ожидал нечто в этом роде, но совершенно отказывается понимать, как я мог согласиться на подобную перемену. «Вы представить себе не можете, какой бардак был на последнем заседании Совета государственной обороны!» – обиженным тоном сообщал

он.

Великий князь Сергей Михайлович после того подтвердил мне, что травля, которой подвергся начальник Генерального штаба, скандал, устроенный Палицыну, напоминал «кошачий концерт»!

И это в заседании под председательством великого князя Николая Николаевича!

* * *

После того как я ознакомился с ходом дел моего нового ведомства и просмотрел незначительное количество исполненных работ, мне стало ясно, что для создания мощного, работоспособного Генерального штаба потребуется не менее десяти лет. На одном из докладов я об этом и заявил военному министру, добавив, что буду счастлив, если в этот срок мне удастся выполнить такую задачу. Для успешного проведения опыта было, разумеется, необходимо, чтобы не только государь не изменял своего решения, противного великому князю, но чтобы и военный министр употребил всю свою энергию, какая требовалась для проведения и реорганизации столь расшатанного аппарата, каким в 1908 году было военное ведомство.

До самого возникновения войны царь был, по-видимому, на моей стороне, но, как оказалось, только по-видимому. Что же касается генерала Редигера, то в нем я, конечно, разочаровался.

Чтобы дать понятие о том, с какими внутренними трудностями приходилось иметь дело каждому начальнику Генерального штаба, а тем более каждому военному министру, в период времени до японской войны и после нее, мне приходится добавить здесь еще кое-что.

Чисто деловая работа по реформам затруднялась личными влияниями, устранять которые мог лишь сам государь. Вследствие этого зачастую самые важные решения рождались именно не с деловой точки зрения, а под влиянием личных воззрений. Пока Куропаткину, этому необычайно прилежному человеку, удавалось удерживать в государе известное направление, а самому остаться исключительно влияющим лицом, деловые интересы армии совмещались с такими же личными. Куропаткинское честолюбие или, вернее, тщеславие вызвало в нем желание ликвидировать недоразумение на Дальнем Востоке. Для этого он поставил на карту все, что только хорошего было им сделано для армии. Личные побуждения, таившиеся в государе и его дяде, великом князе Николае Николаевиче, взяли верх над деловыми потребностями армии.

Характер государя затруднял проведение деловых потребностей. В корне личного влияния являлся вопрос о назначении главнокомандующего на случай европейской войны. До начала японской кампании и вплоть до назначения Куропаткина главнокомандующим в Маньчжурии считалось решенным делом, что государь станет самолично во главе армии, с самостоятельным начальником штаба для ведения операций. Таким начальником штаба предполагался генерал Сахаров.

Уже в начале настоящего столетия европейская война означала занятие определенной позиции против Германии, Австро-Венгрии и одного или многих балканских государств. В 1902 году этот фронт в куропаткинской разработке делился на северо-западный (так называемый «немецкий фронт») и южный фронт (так называемый «австро-румынский фронт»).

Первым должен был командовать великий князь Николай Николаевич, вторым – Куропаткин. Великий князь выбрал на должность своего начальника штаба Палицына, а Куропаткин – меня…

Куропаткин сам создал условия, способствовавшие развалу армии.

Крупной ошибкой было еще в мирное время предрешать один какой-нибудь определенный случай военных действий и к нему лишь приноравливать всю подготовку и развитие вооруженных сил. Как только в действительности случай не вполне отвечал бы тому, что при теоретических потугах родили канцелярии, вся махинация подвергалась опасности. Кроме того, вследствие такой односторонности, уже в мирное время возникало соперничество среди генералитета, что обыкновенно имеет место во всех армиях лишь во время самой войны. В мирное же время государю необходимо было вместе с военным министром избрать соответствующий персонал для назначения на крупные командные должности и расписать их точно так же, как по мобилизационному плану это предусматривается в отношении полковых, батальонных и ротных командиров.