Генералиссимус Суворов
Шрифт:
Мелас был не Бог весть какой талантливый полководец, но человек почтенный, всю жизнь в строю и не интриган, и потому Суворов чувствовал к нему расположение.
Австрийцы шагали браво. Башмаки у них не так истрепаны, как у Багратионовых егерей, которые прошагали столько верст. Белые мундирчики созданы только для парадов. Но – Господь с ними! – надо для начала похвалить союзников.
– Шаг хорош: победа! – громко, чтобы слышали все, сказал Суворов, когда мимо него прошел последний австрийский взвод.
В своем же кругу Суворов дал другую оценку;
– Солдаты – неплохи. Много славян: чехов, поляков, русин.
Суворову очень не понравилось, когда на его вопрос адъютанту, где генерал Фрелих, австрийский офицер ответил, что генерал Фрелих поехал за город, чтобы иметь лучший «унтеркунфт» [100] .
99
Не могу определенно сказать! (нем.)
100
У н т е р к у н ф т – теплый уголок, удобное помещение, комфорт.
Новое меткое суворовское словцо было готово.
– Куда может вести солдат такой офицер? Войска знают одно: оборону. Надобно переломить, переучить! Завтра же начать!
Обучаться австрийские войска действительно начали со следующего дня.
Русские полки собирались постепенно в Валеджио. Наступать с одними австрийцами, к тому же незнакомыми с суворовской тактикой, было немыслимо. Суворов решил подождать подхода всех своих войск. А чтобы не терять времени даром, велел обучать австрийцев сквозным атакам пехоты на пехоту, пехоты на кавалерию и т. д. И дал приказ – продиктовал по-немецки выдержки из своей «Науки побеждать».
В австрийские полки разослал русских офицеров обучать союзников штыковому бою, быстроте и натиску.
Австрийцы оскорбились: помилуйте, какие-то варвары станут учить их! Лапидарный, отрывистый стиль суворовских приказов был им непривычен и чужд.
«Марш вперед!» – когда австрийцы привыкли в лучшем случае стоять на одном месте.
«Смерть или плен – все едино!» – когда у австрийцев понятие о воинской чести не было так высоко, чтоб предпочитать смерть плену.
Только те, кто по Фокшанам и Рымнику помнил знаменитого «Генерала-вперед», понимали суворовский приказ. Остальные пожимали плечами, говоря: «Den Feind uberall angreiffen! Was ist das fur eine Strategie?» [101]
101
«Неприятеля везде атаковать! Это что за стратегия?» (нем.)
Папа Мелас, как старший австрийский генерал, приехал к фельдмаршалу поговорить об этих нововведениях. Он завел разговор издалека – о том, что-де у русских и австрийцев разные воинские уставы и прочее.
Но Суворов прижал его, – папа Мелас вынужден был сказать прямо: да, австрийские генералы недовольны новыми порядками.
– Пустяки! Это младенцы, которые плачут,
И папа Мелас уехал ни с чем.
Генерал Шателер предложил Суворову, пока подойдут русские войска, произвести рекогносцировку.
Суворов резко отказался:
– Рекогносцировки нужны только робким. Кто хочет найти неприятеля, найдет и без них. Штыки, холодное оружие, атака, удар – вот мои рекогносцировки!
Это говорил он сам, опытнейший разведчик, с первых дней своей военной службы показавший себя чрезвычайно смелым и находчивым в рекогносцировке, бывший в разведке в двух шагах от палатки Фридриха II.
Но здесь под рекогносцировкой австрийцы понимали иное: демонстрацию. Излюбленным их приемом было – пугать неприятеля, делать вид, что они хотят наступать, в то время как сами желали обратного.
Суворову сразу же надо было показать, что на этот путь он не станет.
Суворов был намерен ударить по врагу, ударить немедленно и сокрушительно. Он только ждал, когда подойдут его чудо-богатыри.
IV
Суворовские полки один за другим собирались у Валеджио.
Русские войска шли, с удивлением глядя кругом: здесь все было необычайно – и люди, и природа.
Казались странными эти городки и местечки, окруженные, точно крепости, каменными стенами и рвами; плоские крыши кирпичных домов; фруктовые деревья, разбросанные меж кукурузных и капустных полей; холмы, где тесно, друг к дружке, посажены виноград, кукуруза, тутовые деревья, яблони, груши, орешник; смуглые черноволосые крестьяне в кожаных штанах с голыми от подколенок ногами.
– Народ здесь черный, как цыгане.
– И ни одного курносого…
– Чесноком и луком больно пахнут: как откроет рот, так уноси ноги!
– И до чего голосистые, черти!
– А у баб голоса грубые…
– Сердитые, должно. Оттого тут мужики сами коз доят и ребят нянчат…
– Говорят смешно, словно барабан трещит, – «грррандэ!» – передразнил Зыбин.
– И скажи, какой вежливый народ: всех, даже нашего брата солдата, называют «синьор». «Синьор солдате!»
– Это во многих землях такой обычай, – наставительно сказал любивший поучать Воронов. – Вот в Польше – все паны: холоп – «пан» и Бог – «пан». «Цо пану треба?», «Як пан Бог позволили?»
С улыбкой смотрели на встречающихся ослов и мулов.
– Вчерась, как стояли в том городке, я, братцы, видал: едет на тележке человек. В тележку впряжены кобыла, корова, осел да энтот самый мул.
– Вся родня, стало быть?
– Да, окромя только свиньи, вся.
– И вот хозяин ехал-ехал, потом стал и почал доить корову, посля кобылу…
– Тьфу ты! Пусть бы уж и осла доил…
– Ей-Богу! Подоил, напился, травкой какой-то – щавелем не щавелем – закусил и поехал дальше…
– Ловко: и везут и кормят!
– Чего ж он травой-то закусывал?
– Да у них с хлебом неловко…
– Не так, как у нас. Ржи они не сеют, пшеницы мало.
– Тут все больше кукуруза. Ни тебе гречихи, ни проса…
– Булки тут невкусные, неизвестно из чего склеены.
– Ты не знаешь из чего? Из кукурузы. В ихней булке пшеницы мало.
– То ли дело наши, тамбовские!
– Нет, лучше вяземских пряников нет! – вздохнул Зыбин.
– И масло у них противное. Почему это?