Генералиссимус Суворов
Шрифт:
Сигизмунд Нарцисович медленно шел по аллее, вдыхая в себя полной грудью напоенную ароматом вечернюю прохладу. Вдруг вдали появилась знакомая ему грациозная фигурка Капочки. При виде ее мысли пана Кржижановского приняли тотчас другое направление.
Уже более двух лет он неотступно ухаживал за «сильфидой-недотрогой», как он называл Капитолину Андреевну, и это самое название уже достаточно указывало на результаты его ухаживаний.
Мы знаем, что молодая девушка была полна благоговения к геройству и добродетелям Сигизмунда Нарцисовича, но это, увы, далеко не
Он проклинал в душе те самые мнимые доблести, которые, видимо, пробуждали лишь почтительный страх в грациозной Капочке. Ее тоненькая, готовая сломаться от дуновения ветерка талия, крошечные ручки и миниатюрные ножки, ее глазки, всегда подернутые какой-то таинственной дымкой, тонкие черты лица и коралловые губки дразнили испорченное воображение и пробуждали сластолюбивые мечты в Сигизмунде Нарцисовиче.
При виде Капочки все это охватило его, но он знал, по грустному опыту, что при встрече она сделает ему почтительный реверанс, а если он заговорит с ней, то она будет отвечать ему, потупив глазки, с краской на лице и с таким выражением, которое так и говорит, что сделанная им честь, хотя и велика, но избавиться от нее ей все-таки хотелось бы поскорее. При первой возможности Капочка, сделав снова реверанс, убегала — так, по крайней мере, кончались все его с ней заигрывания. Он никак не мог попасть ей в тон — она, видимо, ни за что не решалась свести его с ею же ему созданного пьедестала. Как проклинал пан Кржижановский этот пьедестал.
Предвидя подобную же встречу, он даже не прибавил шагу навстречу шедшей прямо на него молодой девушке. Она между тем шла какой-то быстрой, неровной походкой. Наконец они встретились лицом к лицу
Капочка, по-видимому, только теперь увидела Сигизмунда Нарцисовича. Последний, со своей стороны, удивленно оглядел ее. Его поразило ее странное состояние. Полные слез глаза были красны, молодая девушка вся дрожала.
— Сигизмунд Нарцисович, это вы, голубчик, это вы?..
Она схватила его за руку и как-то нервно сжала ее. Он остановился, пораженный тоном и смыслом ее слов.
— Капитолина Андреевна, что с вами, что случилось?..
— Ах, вы не знаете… Ведь они… они там!.. Она задыхалась.
— Кто они и где там?
— Князь и княжна… в беседке…
Она показала на видневшуюся, на той стороне пруда китайскую беседку.
— Ну, так что же?.. — удивленно посмотрел он на нее.
Слезы уже ручьями текли по ее пылающим щекам. Она продолжала нервно сжимать его руку, как-то наваливаясь на него всем корпусом. Видимо, она еле стояла на ногах. Он взял ее за талию, чтобы поддержать.
— Успокойтесь, объясните толком, почему вас так поразило, что брат и сестра в беседке.
— Не сестра, княжна Варвара!.. — как-то вскрикнула Капочка.
— А-а… — протянул Кржижановский. — Но что же тут необыкновенного… они гуляли и зашли отдохнуть.
Он медленно не вел, а, скорее, тащил ее, ища глазами скамейки. Скамеек в этой аллее не было.
В сторону вилась дорожка, оканчивавшаяся входом в круглый павильон с окнами из разноцветных стекол. Он был предназначен
— Гуляли… зашли отдохнуть… — злобно прошептала она — Но они целовались…
— Целовались? А вы, почему знаете?
— Я за ними следила… Я давно слежу… — простонала она.
Они достигли павильона. Он почти поднял ее, чтобы ввести на три ступеньки входа, отворил дверь, ввел свою спутницу и, плотно затворив дверь за собою, усадил Капочку на диван и сел рядом. Она утомленно и, видимо, с наслаждением откинулась на спинку дивана.
— Следили… Зачем?..
— Как вы не понимаете… Я люблю его…
— Кого?
— Князя Владимира…
— Жениха княжны Варвары?
— Жениха?!
— Ну, да, жениха, это дело решенное… Оттого-то и Эрнестина Ивановна допускает их быть часто вместе и даже наедине…
— Вот как… — почти вскрикнула Капочка. — Теперь я все поняла…
Глаза ее уже были сухи от слез и горели каким-то зловещим огнем.
— О, как я ненавижу его…
— И я тоже…
— За что?
— За то, что вы любите его.
— Любила.
— Ну, хорошо, за то, что любили его.
— Но вам что до этого?
— Я отвечу вам вашей же фразой: как вы не понимаете, я люблю вас.
— Вы? Меня?
Она остановилась и как-то странно-пристально оглядела его.
— А вы даже этого не заметили, — с горечью сказал он, — вы отдали свое сердце этой ходячей развалине, когда в этой груди бьется сердце, принадлежащее вам одной.
— Сигизмунд… Нарцисович… — сделала она паузу между этими двумя словами.
— И вы избрали меня поверенным вашего романа! Это безжалостно!
Он закрыл лицо руками.
— Но я не знала. Простите, — лепетала она, силясь отнять его руки от лица.
— Или вы будете моею, забудете этого наглумившегося над вашим чувством человека, или же я сегодня размозжу себе голову Я мог выносить это безответное мучительное чувство, когда я думал, что ваше сердце еще не знает любви, а теперь… Теперь я не могу.
Он глухо зарыдал.
— Но я не люблю его. Я его ненавижу, — шептала Капочка. — Перестаньте. Ведь я не знала, что вы меня любите. Я не смела даже думать об этом. Перестаньте.
Он продолжал рыдать.
— Мне все равно, — вдруг, видимо, с неимоверным усилием выкрикнула она. — Я ваша.
— Моя, ты моя… — отнял он руки от лица и заключил ее в свои объятия,
Она не заметила, что на его глазах не было и следа слез, да и не могла заметить этого. Она была почти в обмороке. Мгновенно задуманная комедия была сыграна.
Для Капочки это было началом драмы.
VIII. Предложение сделано
Капочка пала. Неожиданно, быстро, почти бессознательно отдалась она Сигизмунду Нарцисовичу, о любви которого к ней она до объяснения в турецком павильоне даже не подозревала.