Генетический шторм
Шрифт:
– Багажник, чтоб вас! Смерти моей хотите? Быстрей! Тряпку какую-нибудь! Дети, не смотреть, выпорю!
Теперь в кусты. Где эти, мля, пистоли инопланетные?
– Ищи! Быстро!
– Взял оба! – заорал Юлик, разгибаясь.
– Рвем когти! Жми, родная!
«Диско» с прожогом резины стартовал с места и помчался мимо новостроек к набережной.
– Дядь Игорь, вы не волнуйтесь так, мы их уже видели, – серьезно сказал Глеб, сжимая в ладошке рукоять камы.
– Вот и хватит с вас, ребятишки, вот и хватит. – Я торопливо набивал магазин негнущимися пальцами.
«Лендровер» на вираже пролетел мимо низкого
«Пш-шш…»
– «Тунгус» – «Сармату»! По кому стреляешь, шкипер?
– Малахольный наблюдатель умер. Эт не я, его Инспектор в кусты утащил, а Данька из пулемета туда… Вы хде?
– Подходим уже, встречай.
Шхуна стояла у волнореза, или, как мы их называли, буны.
– Линна, дети, бегом на пароход! Юлий, багажник, помоги!
– Давай я сам! Сумку не забудь! – Он без подтверждения взвалил тело разлюбезного Инспектора и быстро понесся с ним на плече к судну. Что ж, космодольменщику – самое дело, настоящему исследователю не привыкать и к инопланетному. Пусть тащит, то-то шкипер порадуется.
Вдали послышался шум двигателей, машины циклопщиков рвут к нам! Где эта гадская сумка? Ага. Открыл, посмотрел на трофейную «рацию», две стреляющие загогулины, закрыл. Дома будем разбираться, со спецами.
– Залетин, ну ты что там замер?! – заорал дед в мегафон.
Я с тоской смотрел на «Диско».
Падла, Гарик никакой не коневод и не ковбой, ни разу. Вообще лошадей боюсь, без байды. А тут… Как бросить красавца? Да он нам сто раз жизнь спас!
Глубоко вздохнул, выдохнул и высадил всю обойму «ТТ» в моторный отсек. Хорошие у «тошки» патроны, расшибут, что надо.
– Прощай, мальчик. Не служи им, пусть насухую перебыкуют.
Драпаю, как белогвардейцы с Крыма.
«Тунгус» уже отвалил от бетонной стенки, когда на набережную вылетели сразу четыре машины – и тут же нарвались на длинную очередь из «ДП». Василий Семенович помогал Даниле, довольно удачно сажая по целям из «СВД», сам я не мог. Я пока вообще ничего не мог, свалился прямо на палубе, старясь унять мелкую дрожь в ногах. Зашибца мы повоевали, реально, по-взрослому.
Восходящее солнце окрасило розовым белые корпуса по берегу, лазурь моря начала набирать глубину цвета, навстречу летел свежий морской ветер. На палубу поднялись дети, женщины, Будко для порядка рявкнул им что-то строгое, альфа, ули… А мне было хорошо, по-домашнему как-то. Ну тя к черту, Центр Сочи! Нас и в Адлере неплохо кормят.
Но и сейчас отдохнуть не получилось.
– Гарик, глянь-ка, – предложил подошедший шкипер.
Я с трудом поднял голову.
– Проблемы у нас, – ответил дед на молчаливый вопрос. – Небольшие.
Оторвал от лица бинокль и протянул мне.
Позади нас вздымались три пенных буруна скоростных катеров, расходящихся в погоне веером. Ни на суше покоя нет, ни на море. Что, теперь морской бой будет?
– Мокшанцев принял?
– А как же! Серьезный мужчина… Все принял, все понял, «Каскад-три» уже на подходе. Да вот он! Я побег, щас связь будет! Не хочешь поговорить, авиатор-фотограф?
– К лешему, давай сам…
Из-за нагромождения высоких корпусов гостиниц вынырнула пятнистая туша штурмового вертолета с подвесными
Был только «Диско», верный конь, пристреленный хозяином у пляжа.
И потому без особого интереса смотрел, как «крокодил», выйдя на линию атаки, последовательно дал несколько залпов. Неуправляемые реактивные снаряды пыльным облаком вспахали море, подняв в воздух соленую пыль там, где еще мгновение назад неслись белоснежные катера преследователей, запоздало начавшие разворот для драпа. С палубы слышались торжествующие голоса зрителей. «Каскад-3» развернулся, явно довольный проделанной работой, и на малой скорости прошел совсем низко над нами, обдавая спешащее к базе судно грохотом двигателей и свистом огромных лопастей. Жива авиация, работает! Оказывается, еще поснимаем взлеты-посадки!
Получили, дурачье? А не надо связываться с Государством! Каким уж есть. Оно осталось. Дохлое, рваное и, уж точно, совсем другое. Дел теперь выше крыши, страшно планировать. Слышь, Гарик, а может тебе таки поддаться на будущие уговоры после ценного предложения по объединению общин? Думал же, признайся сам себе… Взять эту землю под себя, покняжить реально. Собрать всех в кучу, подтянуть жалкие остатки народов и народностей да попытаться слепить нечто новое? Интересно ведь! Ты что, мародеркой жить будешь? Не будешь, не твое.
– Линна, подойди, будь ласка!
Женщина быстро подошла, держа за руку маленького Глеба, присела рядом.
– Солнце, ласточка, не в падлу если… Брякни нашему армянину. Задача: найти машину, быстро. Пусть все перероют, в Адлере, в Веселом у погранцов, на Поляне, там точно должны быть. Моим именем, пусть ищут и дают. А я тебя за это поцелую, прямо сейчас и семь раз, на счастье.
Москвичка изумленно посмотрела на меня, но быстро взяла себя в руки.
– Какую?
– «Лендровер», что ж еще? Заряженный по полной и даже больше. Твердое задание ему и всем остальным, чтоб завтра стоял в «Орхидее», дел невпроворот.
– Поцелуи за тобой! Но потом, в другой обстановке, – улыбнулась женщина.
– Дядь Гарик, а вы мне кинжал насовсем отдали или заберете? – воспользовавшись паузой, спросил Глебка.
– Насовсем, брат, мы теперь с тобой в родню стоять будем. – Я осторожно потрепал его по выгоревшим волосам. – А в Адлере тетя Линна тебя из пистолета стрелять научит.
Они ушли в рубку, и тут я понял: знаю, что первое скажу людям.
Надо только красиво сформулировать да речь подучить. Помните, что я говорил про ступеньки? Никому не получится склеиться моногенетически, забив болт на остальной мир, нужно нечто большее. Самосознание человека – лестница, на первой ступени которой стоит идентичность с двором или селом, потом с городком, с районом, краем, нацией. И остановку на конкретной ступеньке заранее в башку не прошьешь, все определяется лишь тем, насколько тот или иной кирпичик идентичности актуален в данный момент коммуникации.