Генетический шторм
Шрифт:
– В аптеку заехать надо будет.
– Я тоже подумал…
Какая умная у нас рейд-группа. Задним числом.
Опять под колесами зашуршал асфальт, жестковато идет «Диско», шумно в салоне, резина стоит далеко не трековая, зубастая. Джип побежал по прямой. Черт, надо же, за этим страшным приключением я забыл глянуть на море, как там «Тунгус», где мужики идут! А теперь поздно, отсюда уже не видно, мы спустились вниз, на основную магистраль Адлер – Сочи, такую же бетонную ленту пустых полос, пыльных разделителей и свеженьких разметок. Миновали новый железнодорожный вокзал – вспомнились
И кому теперь все это останется?
Слева начался жилой микрорайон «Голубые Дали», ага, скоро потянется Курортный городок, знаменитый на всю страну «Курятник». Справа мимо проносилась высокая бетонная опорная стенка, слева – ряды кипарисов. Пустые магазинчики, остановки, ларьки курортных товаров… А широченный разделитель тут, не перепрыгнешь!
Следующая встреча была еще более страшной.
– Человек справа! – крикнула Линна, останавливаясь прямо по центру дороги.
Я высунулся в люк, посмотрел в бинокль. Быть такого не может!
– Посмотри сама, – протянув ей бинокль, я взял фотоаппарат.
Посмотрев в оптику, Линна молча воткнула передачу, почему-то прошептала:
– Ох-ох… Гарик… Поехали потихоньку.
Сбоку стоял отель «Олеся» – белое здание с зеленой крышей, кажущееся огромным игрушечным домиком. Входная дверь распахнута. Бывал, бывал… Там внизу есть неплохой ресторан с китайской кухней, сидели пару раз. За зданием большой уютный дворик с деревянными хижинами, а сразу за отелем – перекресток, дорога в горку, остановка маршруток.
Прямо на обочине, у крошечной и кривой будки остановки, игнорируя штатную скамейку, на раскладном стульчике неподвижно сидела пожилая женщина в тяжелом черном платке. Странная. Смотрит прямо перед собой, нас не слышит или не хочет слышать. Перед необычной сиделицей на деревянных и картонных ящиках стояли небольшие разнокалиберные банки и бутылки. Чуть дальше у обочины припарковались две брошенные легковые машины: серебристая «Приора» и старенькая белая «Калдина», двери обеих открыты нараспашку.
На этот раз спешились оба, причем Линна пошла первая, отжав меня в сторону. Но пистоль у нее был наготове.
– Здравствуйте, бабушка, – осторожно поздоровалась Лидия Аркадьевна.
Абхазка подумала, пошевелила морщинистыми пальцами, словно перебирая невидимые четки, медленно повернула голову в нашу сторону, ни секунды не задерживая взгляд на большом джипе, легонько хлопнула сухой ручкой по картонной коробке – бутылочки чуть звякнули.
– Бери, красавица. Все за пиисят! – громко сообщила она неприятным резким голосом.
Мы реально подвисли.
– Чего бери? – машинально спросила Линна.
– Аджика, ткемали, все за пиисят, – пояснила бабка для тупых.
Некогда вытащенные из отключившегося холодильника приправы явно отстоялись на жарком весеннем солнце. Гадость какая, уже зелеными стали от кислоты и плесени.
Я кашлянул, не зная, что тут можно предпринять.
– Мужчине своему вина возьми, женщина! Хорошего, домашнего, «изабелла» это, прошлого года, лучшего вина ты в Адлере не найдешь, совсем не вру! – тут она расстроенно вздохнула: – Все
Медленно обойдя сумасшедшую торговку справа, я заглянул ей за спину, потом внимательно осмотрел местность. Вроде никого поблизости не видать, но поглядывать стоит, ситуация слишком необычна.
К встрече с отшельниками и сумасшедшими морально я был готов, не раз сталкивался по жизни. Но в наших краях сорвавшие планку отшельники почти всегда неконтактны, молчаливы, ни к кому не лезут и вообще, часто уходят в тайгу.
А здесь… у дороги сидит. Торгует.
Такие люди чрезвычайно ревнивы к нарушению границ самоопределяемых угодий, относясь к любому пересечению невидимых линий, как к проникновению в некую зону безопасности. Они категорически не любят, да и не могут внятно говорить о своем прошлом, охотно и заученно врут, озвучивая наивные причины собственной исключительности. Они не любят долговременных или слишком близких соседей, вплоть до того, что угрожают неприятностями каждому. И это отнюдь не пустые угрозы.
В одинокой старости, тем более, находясь, как сейчас, без экономической или идеологической подпитки, они полностью утрачивают интерес к жизни, перестают заниматься примитивным самообслуживанием. Любой пришлый их пугает, а они пугают людей своим диковатым видом. Они – окончательно чужие.
Впрочем, это самонадеянные мысли, может, именно такие и нужны новому миру.
Общество не нуждается в них, как и общество цивилизованных людей не нужно «чужим». Ведь рано или поздно в полуразрушенной голове вызревают собственные правила поведения, существенно отличные от привычных нам и более всего похожие на немудреные правила выживания хищника в дикой среде. Смерть такого отшельника чрезвычайно редко расследуется и еще реже оплакивается. И такой важный момент запомните: уже в силу уникальной поведенческой модели даже случайное общение с подобным человеком будет мало похоже на теплую дружескую беседу в молочном баре, а в ряде случаев потребует предельной осторожности.
Неужели одна сидит?
– Бабушка, а вы одна тут живете? – Линна попробовала переключить коммерсантку. – Тут люди есть? Может, вам помочь чем?
– За пиисят? – тут же поинтересовалась бабка, доставая из-под ящика здоровенный кухонный нож с подозрительными пятнами на клинке.
– Ли-инна! – предостерегающе рявкнул я.
Напарница быстро сделала два шага назад.
Старуха явно расстроилась, неохотно поднялась и начала неспешное движение к отступающей жертве. Тихо щелкнул взводимый курок пистолета напарницы.
– Что мне делать, Гарик?! – крикнула взволновавшаяся не на шутку госпожа Ковтун.
Ракалья! Не валить же бабку, мало на мне грехов, что ли!
– Не знаю! – крикнул я. – Отвлеки как-нибудь!
Линна начала о чем-то говорить с полоумной торговкой, а я опять зашел с тыла. Снял куртку, намотал на левую руку, затянул рукавом, старушки – они ведь такие, разные бывают, а ну как резко развернется с тесаком… Готово. Левой рукой со «щитом» я легко блокировал сухое старческое плечо. Протянул правую, после чего чуть сжал предплечье и быстро выдрал ножик. Ох, и страшный же ты хлеборез выбрала, бабушка.