Генезис

Андерсон Пол Уильям

Странник отвечает громче, чем до того:

— Лучше ли, чтобы они сами выбирали свой путь? Я не могу сказать, я не знаю. Но не знаешь и ты, Гея. И… судьба Кристиана и Лоринды заставляет меня думать об этом.

— Тебе известно, — говорит она, — что эти двое мечтали стать людьми.

— И могли вновь

ими стать.

Вообрази, будто Гея качает увенчанной короной головой:

— Нет. Едва ли какой-нибудь другой узел создаст мир, чтобы вместить их смертность. Едва ли кто позаботится об этом, и едва ли кто сочтет это правильным.

— Но почему это не можешь быть ты, ведь в тебе есть столь много миров?

Гея не мстительна. Столь великий разум выше мести. Но она отвечает:

— Я не могу их принять. Познав так много, как они вернутся ко мне?

А создавать новые копии, свободные от воспоминаний, что способны отяготить их дни отчаянием, было бы бессмысленно.

— Но все же… В глубине сознания я чувствовал то, что чувствовал Кристиан.

— И я чувствовала то же, что Лоринда. Однако теперь они обрели покой в нас.

— Потому что их больше нет. Но мне нет и покоя. — В нем живет мятежный дух, ибо — увы! — плата за полное сознание состоит в том, что ты не можешь ничего забыть. — Передо мной встают вопросы, на которые, как я надеюсь, ответит Альфа. Если на них вообще можно ответить.

Проходит время — его проще измерить по квантовым смещениям, чем по движению звезд, — и Странник произносит:

— Давай вернем их.

— Теперь жесток ты, — говорит Гея.

— По-моему, мы должны это сделать.

— Если так, сделаем.

Разумы соединяются. Происходит обмен и упорядочение данных. Устанавливается конфигурация.

Она не эмулирует ни живого мира, ни живых тел. Разумы пришли к выводу, что так будет слишком соблазнительно и больно. Объектам их интереса необходимо сохранить способность к четкому мышлению, но, поскольку вопрос затрагивает их сокровенную

сущность, они получат возможность испытывать столь же полные чувства, как и при жизни.

Представь себе бездонную тьму, а в ней из светлых искр сплетаются два призрака, и вот уже они стоят друг перед другом, и вот, неровно ступая, стремятся друг другу в объятия.

— Любимый мой, любимый, это ты? — кричит Лоринда.

— Ты помнишь? — шепчет Кристиан.

— Я ни на миг не забывала, даже когда была в самом сердце единства.

— Я тоже.

Они молчат, и темнота лишь дрожит от биения сердец, что были когда-то у них в груди.

— Вновь, — говорит Лоринда. — Вновь и навеки.

— Возможно ли это? — спрашивает Кристиан. Сквозь бездну смерти до них доносятся два голоса.

Первый:

— Гея, если ты отдашь мне Лоринду, я заберу ее вместе с Кристианом домой — домой, к Альфе.

Второй:

— Дитя, желаешь ли ты этого? Ты можешь принадлежать Земле и новому человечеству.

Она получит свою долю во всех этих мирах, и внешних, и внутренних, — лишь память того огромного существа, к которому вернется; но если уйдет, лишится всего.

— Однажды я выбрала тебя, матушка, — отвечает Лоринда.

Кристиан чувствует, какая борьба идет в ее душе, и говорит ей:

— Поступай всегда так, как желаешь, любимая. Она оборачивается к нему:

— Я буду с тобой. Я всегда буду с тобой.

И тоже — лишь воспоминанием, как и он; но они станут жить вместе, единым целым, и не будут забыты.

— Прощай, дитя мое, — говорит Гея.

— Здравствуй, — говорит Странник.

Тьма рушится. Призраки растворяются в нем. Он стоит на вершине горы, готовый унести их прочь, к той, чьей частью он сам является.

— Когда ты отправляешься? — спрашивает Гея.

— Скоро.

Скоро он воссоединится с Альфой. А она останется ждать, пока звезды вынесут свой приговор.