Гении места или Занимательная география

Волкова Дарья

– Понимаю. Но... – он встает и отходит к окну, глядя на голые деревья за окном. Поздняя весна в этом году, тепло и не думает пока наступать. – Все без толку, не так ли? За столько лет так и не поняли – зачем? Зачем мы? Зачем нам даны какие-то странные, непонятно к чему способности? Что мы можем, кроме того, что говорить друг с другом на расстоянии и чувствовать настроение других людей? Великие навыки, ничего не скажешь!

– Не утрируй, Мага, – женщина подходит к сыну, обнимает его, положив голову на плечо. – Все не так просто. Мы многое умеем.

– Не просто, – согласно и невесело кивает он. – И все равно так же непонятно.

Ладно, – встряхивает головой, – пойдем, погуляем. Заодно зайдем к отцу Владимиру. Я ему журналов привез, какие он просил.

– Пойдем, – соглашается мать, беря в руки пальто. – Но учти – отцу Владимиру придется освящать церковь после твоего визита.

– Не смешно, – сын открывает перед матерью дверь.

– Не смешно. Зато правда.

– Мама?!

– Да шучу, я шучу... Но батюшка не оставляет надежд убедить тебя принять крещение.

– Шутки у вас, боцман... – Мо недоверчиво качает головой.

– Знаешь, – они идут по тропинке к находящейся метрах в трехстах деревянной церкви, – мне здесь у вас все кажется ненастоящим. Игрушечным каким-то. Лес как из сказки, холмы – не холмы, а холмики. Озера как блюдца, речки-речушки. Особенно летом или поздней весной. Я приезжал к тебе как-то в мае, на твой день рождения, помнишь? Все такое... пасторальное, вот. Будто это не природа, а картинка нарисованная.

– У нас тут совсем не игрушечные леса, между прочим. Дичи много, ее совсем перестали стрелять. Кабаны вон к домам выходят.

– Но все равно... не так... как там...

– Я понимаю, сынок.

– Там... все время холодно, – голос его звучит так, будто Мо не слышит мать. – Из всех звуков – свист ветра и шум прибоя, если летом. И никого вокруг... ни одной живой души на многие сотни километров. Только зайцы вокруг да кулики. Я с тех пор терпеть не могу зайцев. И зайчатину.

– Что вспоминать, сын, дело прошлое, – Лидия кладет ему руку на плечо.

– Знаешь, уже перед самой инициацией, когда мне совсем... худо было, я подсчитал. Сколько я видел за всю жизнь, за все восемнадцать лет, человек. Кроме тебя и отца. Знаешь, сколько? Десять! Я их всех помню. Помню в лицо, до мельчайших деталей. Помню, мы с отцом плавали к старому чукче, которой жил в нескольких десятках километров восточнее по побережью. От него ужасно пахло, у него были коричневые, совершенно гнилые зубы, но... Ты же понимаешь? Он казался мне очень... интересным. А потом к нам приплывали два гидрогеолога аж из Певека! Представляешь? Я... я до сих пор помню, какая на них была одежда, и что они рассказывали.

– Дело прошлое, Мага, – повторяет мать. – Теперь все по-другому.

– У меня – да. А он... отец... Он так и живет всю жизнь там, на краю земли, караулит этот к черту никому не нужный мыс среди вечной зимы! В холоде, одиночестве...

– Он – Нафт, сын. Он все это воспринимает по-другому, поверь мне. Его это не тяготит, это его Обитель, лучше для него нет места на Земле.

– Он мучился вместе со мной, мам, – Магомед останавливается вдруг, голос его тих. – Видел, что мне плохо, пытался помочь, но не знал, как. Да и не мог, наверное. Особенно последние годы, когда уже ясно стало, что я будущий Альфаир. Что я нуждаюсь в том, чтобы вокруг меня были люди. А там же никого... только эти проклятые зайцы... Ладно, – мужчина прерывает сам себя, – дело действительно прошлое. Но именно поэтому я не хочу собственных детей.

– Тебя никто не спросит, Мага.

Он

понимает, что мать права, но все это ему ужасно не нравится. Давно не нравится.

– Кстати, Мага, когда тебя вызывают на Совет?

– Не знаю.

– Погоди-погоди, – теперь очередь останавливаться Лидии Кирилловны. – Тебе уже тридцать один! Тебе должны последний раз предложить выбор. И если ты не выберешь...

– Мне известна процедура!

– Почему же тогда тебя до сих пор не вызвали?

– Я не знаю.

– Магомед!

– Я, правда, не знаю. Со мной не связывались представители Квинутма. Сам я, как ты понимаешь, не тороплю их, потому что не горю желанием связать себя с совершенно неизвестной мне женщиной. Это неправильно!

– Такова судьба всех кифэйев.

Мо бурчит сначала что-то под нос, а потом, уже внятнее:

– Может быть, на меня махнули рукой. За мое аморальное поведение.

– Не надейся, – усмехается мать. – По крайней мере, у тебя была возможность... вести себя аморально.

– Можно подумать, у кого-то ее нет, – пожимает плечами сын и снова шагает по дорожке. – Тут, как говорится – было бы желание...

– У женщин-кифэйев такой возможности нет.

– Что это значит? – Мо резко оборачивается к матери.

– Ты понял меня.

– Нет, не понял!

– Если хочешь, чтобы я сказала тебе прямо – изволь. Женщины-кифэйи знают в своей жизни только одного мужчину. Своего мужчину. Отца своих детей.

– Ты шутишь?!

– Нисколько, – Лидия засовывает руки в карманы пальто. – Это как-то связано с геномом и особенностями физиологии женщин-кифэйев...

– Что за особенности?! Мама! Не пугай меня! Если ты сейчас скажешь, что у них там... ну, я не знаю... поперек...

– Мага, перестань! Ты шутишь иногда так, что и не смешно совсем! Я не знаю всех нюансов, но суть в том, что способность к зачатию у женщин-кифэйев многократно падает с каждым... познавшим ее мужчиной. Я не знаю, там какая-то химия происходит! От своего первого мужчины мы в состоянии зачать и родить. От второго – уже маловероятно. Родить ребенка третьему мужчине уже нет шансов. Вот так вот. Поэтому...

– Чушь! Бред! Кто может запретить женщине выбирать, с кем ей и сколько... Рожать же при этом совсем не обязательно!

– Достаточно вступления в... половой акт...

– Нет. Это не может быть правдой. Как можно ограничить человеку личную жизнь?! И почему я об этом раньше не знал?

– А это не касается мужчин до тех пор, пока они не вступают в брак. Когда ты выберешь себе жену, тебя предупредят, что...

– И они... вы... что, вы вот это все выполняете?! И не...

– Поверь мне, Мага, – Лидия Кирилловна берет сына под руку, – невозможность ведения вольной половой жизни вбивается девочкам-кифэйям с самого... с того возраста, когда в принципе можно уже вести такие разговоры.

– А если кто-то... нарушит это правило?

– Это очень тяжелое преступление.

– И?

– Не знаю, сын, – Лидия тяжело вздыхает. – Это одно из самых тяжелых преступлений перед Квинутмом. Последствия могут быть самые... самые необратимые.

– Сумасшедший дом! Варварство! Средневековье! Погоди... – вспоминает о насущном. – Это что, и Алька... тоже?

– Твоя сестра воспитана, как и положено женщине-Хранителю! – неожиданно сдержанно отвечает мать.

– Ужас... – он неверяще качает головой. – А ведь мужчинам ничего не запрещают...