Гений из Гусляра (Сборник)
Шрифт:
Русалка потеряла в глазах Минца свою девичью привлекательность. Он достал из шкафа комплект белья и кинул ей на диван, а сам отправился на кухню сооружать себе ночлег на раскладушке.
– Никуда ты от меня не денешься, – сказала из комнаты девица.
Но Минц знал, как спасется от возможных поползновений. Как чужих, так и своих – ведь он не был уверен, сможет ли устоять от соблазна, когда погаснет свет.
Память и находчивость выручили Льва Христофоровича. Пока русалка плескалась в ванне, он залез на антресоли, где лежали ненужные
Подобно сумасшедшему кроту, он закопался в переплетении лыжных палок, елочных игрушек, помятых самоваров, дырявых кастрюль, портативных центрифуг, манометров и анемометров, рваных пакетов из-под реактивов и прочих отбросов гуслярского гения.
И вот, о везение! Рука Минца натолкнулась на странную вещь – подарок археолога Янина. Несколько лет назад в Новгороде был раскопан склад поясов верности, завезенных ганзейскими купцами, которые полагали, что склонные к домострою русские люди тут же облачат в эту гадость жен на время своих деловых отлучек. Но не тут-то было. Русские бабы оказались выше подозрений, и пояса верности – изобретение европейского ума, порождение культа Прекрасной дамы и Крестовых походов – остались ржаветь в сарае, пока о них вовсе не забыли.
С поясом в руке Минц спустился в комнату, вытер его тряпкой, смазал на кухне оливковым маслом. Пояс верности был схож со спинным панцирем гигантского муравья, в узкой перемычке были дырочки для естественных потребностей.
Не думайте, что Минц намеревался украсить этим варварским изобретением мужского шовинизма свою гостью. Нет, он сам пошел на жертву.
Прекрасная дама имела талию, а Минц давно уже ее лишился. С натугой Минц застегнул пояс и, втянув живот, замкнул его ключиком. Потом выкинул ключик за окно, в крапиву, полагая, что если его ночью прихватит желание, ключика в крапиве ему не отыскать. Так что он спасет русалку от бесчестья, а себя – от разорения.
Подойдя на цыпочках к двери в комнату, он заглянул внутрь.
Русалка спала на диване, а может быть, делала вид, что спит.
Плед обрисовывал округлости ее тела, и девушка выглядела даже более соблазнительной, чем в обнаженном виде, ибо человеческому глазу интереснее догадываться, чем лицезреть. А излишняя открытость и обнаженность способны отвратить мужчину.
Потушив свет, Минц на цыпочках вернулся на кухню. Пояс верности жал и резал во всех местах.
Улегшись на раскладушку, Минц принялся мучиться, он ворочался, закрывал глаза, задремывал, снова просыпался... это был не сон, а забытье.
Потом вдруг появилась учительница Марья Степановна, из второго класса.
– Лев, – сказала она, – я ухожу из школы. Так работать невозможно. По твоей милости я получила класс из тридцати идентичных девочек, которым самое место в колонии для малолетних преступниц. Знаешь ли ты, что лишь одна из них готовит домашнее задание и затем они размножают его на ксероксе в тридцати экземплярах! Лишь одна из них выучивает урок, и сколько бы я ни
Минц проснулся. И вспомнил, что Марья Степановна учила его пятьдесят лет назад и уже тогда была женщиной в летах.
Он понял, что это был сон, всего-навсего... И тут явился представитель мафиозной структуры. Он вытащил из кармана пачку долларов.
– Больше вам никто не даст, – сказал он. – Отдай мальков, мне братки нужны!
– С дороги! – возмущенно крикнул полковник из военкомата. – Не получишь ты наших русских ребят! Мы соберем из них отдельный стрелковый батальон. Чечня ждет квалифицированного пополнения...
И опять Минц проснулся.
Просыпаясь, сказал полковнику и мафиози:
– Мне говорили, что у нас вывелись только девочки.
Было темно. За окном надрывался соловей. Пятый час. Как там русалка?
– Нет, я не встану. – Минц ощупал чресла. Они были закованы в металл.
И тут образ нежного девичьего тела, прикрытого клетчатым одеялом, с такой силой ударил в сердце Минца, что он понял: надо искать золотой ключик от пояса.
Он проиграл борьбу.
Хотя что сделал праведник у Толстого, когда к нему стала женщина приставать? Кажется, отрубил палец? Может, и мне отрубить палец?
Но нет, палец мы сбережем.
Минц поднялся. Он старался не шуметь. Даже если русалка откажет ему в любви, он хоть снимет этот проклятый пояс!
Минц вывалился в палисадник через открытое окно. Шлепанцы остались в комнате. Густая крапива обожгла его, как десяток плетей!
Казалось, что с него содрали кожу!
Или он уже взошел на костер, как Джордано Бруно.
Темно, хоть глаз выколи.
Минц шарил руками по земле и чувствовал, как его тело краснеет и раздувается от ожогов.
А ведь повезло!
В тот момент, когда, отчаявшись, Лев Христофорович был готов оставить поиски, пальцы сомкнулись на кусочке металла!
Еще мгновение, и пояс верности глухо стукнулся о землю.
И Прекрасная дама мужского рода испустила шепотом клич свободы и любви.
Расчесывая обожженную кожу, Минц ввалился обратно в дом.
Теперь – десять шагов, и наступит момент счастья!
И пускай пойдут дети! Пускай будут сложности, пускай его не поймут соседи и друзья. Зов плоти сильнее.
От вожделения даже зудеть перестало. Минц вспомнил о классической сцене: Нехлюдов соблазняет служанку Катюшу.
А может, это моя лебединая песнь?
Минц вошел в комнату. Его колотила дрожь.
Он нащупал путь к дивану.
Его рука протянулась к тому месту, где должно было находиться плечо русалки.
Плеча на месте не оказалось.
И вообще никакой русалки на диване не оказалось.
– Милая, – прошептал Минц, – я сдаюсь. Я больше не могу оставаться морально устойчивым.