Гений из Гусляра (Сборник)
Шрифт:
Никто не ответил Минцу. Только настенные часы громко, как сердце испуганного зайца, отсчитывали секунды.
Минц зажег свет. Свет был слишком ярок.
Смятое одеяло лежало на диване.
Минц кинулся к туалету. Может быть, она там?
Но и в туалете ее не было.
Минц подошел к письменному столу и тяжело уселся возле него.
– Ну что ж, – сказал он, – судьба меня спасла. Она избавила меня от соблазна.
Наверное, так же говорил монах, увидев, как скрывается в пыли бричка с развратной помещицей.
Потом Минцем овладела жалость.
А что, если она так испугалась
Ну что ж, и в этом случае я остаюсь, к сожалению, в выигрыше.
Взгляд Минца упал на белый лист бумаги, лежащий посреди стола.
Это была записка, адресованная ему:
Дорогой Лев Христофорович!
Спасибо за гостеприимство. Наш расчет оказался верен. Мне удалось возбудить в вас обычную мужскую похоть. И вы забыли об осторожности. Вы ворочались на своей раскладушке, натянув на нижнюю часть живота какое-то ржавое сооружение. Когда-нибудь вы нам расскажете, что это такое.
Пока вы мучились, я изъяла у вас все рабочие тетради с расчетами, а также выгребла из компьютера все, что было возможно. Мы давно охотились за вашими изобретениями. Без них у нас возникли трудности с завоеванием мирных планет Галактики. Наши шпионы и генералы заранее благодарны вам за помощь в наших разбойничьих войнах.
Еще раз спасибо. Надеюсь, вы снова все изобретете.
На всякий случай, чтобы вы не мучились от нашей разлуки, я оставляю вам свою истинную фотографию, без камуфляжа. Посмотрите на нее, когда вас снова посетит страстное желание прижать меня к груди.
Ваша НГ № Х238-98.
Можете по старой памяти звать меня Нинелей.
Минц посмотрел на фотографию. Объемную, цветную, видно, очень похожую на оригинал.
Страшнее твари Минцу еще не приходилось видеть. Единственный глаз злобно таращился из-за шипов и бородавок.
Чтобы не видеть больше эту шпионку, Минц перевернул фотографию. На обороте было написано:
Пусть на память тебе останется
Несказанная личность моя.
Если нравится – храни, а не нравится – порви.
Минцу хотелось порвать фотографию. Но он был настоящим ученым. Он сделал над собой усилие и положил фотографию в стол.
А потом принялся подсчитывать убытки и потери и жалеть обитателей планет, пострадавших от его запоздалой чувственности.
ПОЙМИ ТОВАРИЩА!
В последние дни в Великом Гусляре много говорили о том, что местная футбольная команда «Лесообработчик» имеет шансы попасть во вторую лигу. Со времен создания футбольной игры в Великобритании, когда рыцари играли черепами врагов на поле под Гастингсом, такого в Великом Гусляре еще не случалось.
Некоторые полагали, что причина успехов гуслярской команды кроется в том, что
По мере того как «Лесообработчик» совершал медленное, но уверенное восхождение по ступенькам турнирной таблицы, разгромив тотьминскую «Стрелу», смешав с пылью (окончательный счет встречи 7:0) «Восход» из Лесного Бора и добившись почетной ничьей с вологодским «Водником», трибуны гуслярского стадиона все теснее наполнялись болельщиками. Сборы были столь велики, что всей команде заказали импортную форму. Даже те горожане, кто и не подозревал ранее, что футбол уже добрался и до Великого Гусляра, стали останавливать на улице знакомых вопросом:
– Как травма у Ниткина?
Или еще проще, фамильярнее:
– Ножка у Володи выпрямляется?
Ниткин был нужен, очень нужен в решающих боях. Настолько нужен, что когда из Котласа приехал охотник до чужих талантов тренер-администратор Вец, его выследили, вываляли в смоле и перьях и с позором вынесли из города. Правда, Ниткин был выше подозрений.
Даже профессор Минц, равнодушный к футболу, что неудивительно, так как знаменитый изобретатель был поглощен глубокими проблемами и ему было трудно выкроить время для посещения стадиона, заинтересовался успехами гуслярской команды. Это не означает, что Лев Христофорович ничего в футболе не понимал. Он разбирался в нем не хуже нормального болельщика, так как, работая и размышляя, любил включать телевизор и краем глаза наблюдать за кипением страстей на зеленом ковре стадиона. А если учесть, что у Льва Христофоровича фотографическая память, можно понять, почему он знал по фамилиям всех игроков высшей лиги, всех звезд итальянского футбола и даже всех игроков швейцарской команды «Грассхопперс».
Так вот, в пятницу вечером, день был серенький, близкий к дождю, прохладный, к Минцу зашли его соседи Корнелий Удалов и Саша Грубин. Они собирались на стадион и предложили Льву Христофоровичу разделить с ними компанию. Лев Христофорович вздохнул, с некоторым сожалением отложил стенограмму конференции в Касабланке по вопросу о контактах с иноземными цивилизациями, выключил компьютер, пригладил свою блестящую лысину, натянул замшевый пиджак, застегнул его на тугом животе и сказал:
– В путь, друзья!
Чем ближе они подходили к стадиону, тем гуще становилась толпа. Дорожки парка, на краю которого стоял стадион «Лесные дали», были сплошным потоком людей, в основном мужчин, которые отказались от телевизора, рыбалки, охоты, домино, чтения ради того, чтобы поддержать земляков.
Пришлось минут двадцать стоять в очереди в кассе, но так как наплыв зрителей был невиданным, а кассирша одна, за три минуты до начала матча директор стадиона махнул рукой и велел пускать всех без билетов. Место нашлось с трудом, в последнем ряду, но так как рядов на стадионе двенадцать, места можно было считать приличными.