Гений из гусляра

Булычев Кир

— Кто же это такой?

— Ах, это ж Корнюшон, понимаете?

— А привидения вам не досаждают? — спросил профессор.

Дашенька побледнела, но ответить не успела.

— Это кто же к нам пожаловал? — звонким дискантом запел от двери короткий массивный мужчина в черном парике и с нафабренными тараканьими усами. Одет этот мужчина был по-писательски, в бархатную домашнюю куртку и джинсы. — Вижу, вижу, представители общественности пришли пригласить меня на встречу с читателями?

Петро протянул руку. Они познакомились. От Петро

пахло одеколоном.

— Мы к вам, — сказал Минц, — по поводу материализации духов.

— Не понял! — Петро отступил в комнату.

Комната была невелика, в ней стояла двуспальная кровать под атласным, простроченным ромбами одеялом (видно, из приданого), а также письменный стол с креслом перед ним. Разглядеть все это было нелегко, потому что комната была полна привидениями. Но привидения еще не сформировались, они были почти прозрачны, они меняли позы и форму, они готовились стать фантомами, а пока были лишь дымом...

— Вот, — сказал Петро. — Пишу гусиным пером, как мой учитель Сашко Пушкин.

Атмосфера в комнате была неприятная. Хоть образы писательского творчества не вошли еще в более плотное состояние, Удалову показалось, что он вступил в воду, полную лягушачьей икры.

— Ну вот, — сказал Минц. — Это мы и имели в виду. Здесь они зарождаются.

— Не понял, — ответил писатель, приподнимая сбоку парик, чтобы почесать висок. — Что за претензии?

— Вы заполонили весь город своими драконами и роботами! — не выдержал Удалов. — Детей на улицу люди боятся пускать. И мы просим, чтобы вы держали их при себе.

— Это что же такое? — удивился писатель. — Получается, что вы надеваете оковы на мое вдохновение? Ну, это так не пойдет! Я в ПЕН-клуб буду жаловаться!

Но форточку он раскрыл, и привидения потянулись наружу.

— Ну, так получше, — сказал Минц.

Петро окинул взглядом комнату и произнес:

— Да, курить мне надо меньше. Туманно становится.

— Или дурак, или притворяется, — прошептал себе под нос Минц, и все сделали вид, что этого отчетливого шепота не слышали.

— Я же честный, но бедный писатель, даже на пишущую машинку денег не хватает. — Усы дрогнули, по щеке покатилась слеза.

— Они же безвредные! — пискнула из коридора Дашенька.

Петро обернулся, увидел жену, прищурился и гаркнул:

— Мечи ленч на стол! — А обратившись к Минцу с Удаловым, он спросил: — Еще вопросы есть? А то я пойду. Надо силы поддерживать. А вы заходите, не стесняйтесь.

По улице они брели удрученные, пронзили насквозь полосатого василиска, обошли разбитую летающую тарелочку. Они молчали и мыслили — раз уж это им было свойственно.

«Сила воображения? — думал Минц. — Но почему тогда у других писателей так не получается? Ну творят себе, воображают, и хоть бы что! Ты только представь себе — по Петербургу летают Носы или бегают Раскольниковы с топорами!»

— Здесь имеет место быть взаимодействие, — сказал Удалов. — Так совпало. Гусиное перо, ленч, бумага, забота женщины

и, главное, специфика творчества.

— Без предела, — согласился Минц. — Разнузданное воображение.

— Неужели мы бессильны? — спросил Удалов.

— Будем думать, — ответил Минц.

Они вошли в свой двор.

— Может, его отправить на Канарские острова? — спросил Удалов. — Соберемся всем городом, купим ему путевку. А там, на Канарах, ко всему привыкли.

— И что же мы так устроены! — вдруг возмутился Минц. — Как нам чего не годится, сразу за границу! А потом их же будем упрекать, почему нечисть развели? Нет, сами породили, сами...

— И убьем? — подсказал Корнелий.

— Кто сказал о смерти? — И с этими словами Минц скрылся за дверью своей квартиры.

А вместо него из двери выпорхнул крупный птеродактиль, и Удалов присел на цыпочки, хоть и понимал умом, что птеродактили в Гусляре пока не водятся.

Назавтра Минц к соседу не зашел. Удалов же, подойдя к окну, увидел, что Минц спешит по улице прочь от дома.

За ним гнался неандерталец с дубинкой.

А еще через полчаса к Удалову стала стекаться информация о движении и действиях профессора. Не зря же Удалов прожил в Гусляре всю свою жизнь. Не хочешь, а будешь знать все о соседях и знакомцах.

Сначала невестка пришла с рынка и сказала, что видела Минца выходящим из городской библиотеки со стопкой книг под мышкой.

Потом Ксения рассказала, что Минц посетил комиссионку, а заглянувшая к Ксении Гаврилова добавила, что Минц вышел из комиссионки, купив там несколько старых платьев, веер из страусиных перьев и зонтик парасоль.

Наибольшее удивление Удалова вызвала информация о визите Льва Христофоровича в магазин «Иная юдоль», где продавались предметы похоронного инвентаря. Там он купил букет искусственных цветов.

Все это Минц оттащил в дом Поганкина. И просидел у Поганкина до самого вечера.

Удалов в очередной раз подошел к окну, когда Минц возвращался домой.

Вид у Минца был усталый, но довольный.

Как у человека, только что завершившего выполнение нелегкого, но обязательного долга чести.

Удалов выглянул в окошко и спросил нарочито обыкновенным и вовсе не обиженным голосом:

— Как успехи, коллега?

Тут Минца скрыла от взоров Удалова стая гигантских вампиров, промчавшихся над улицей.

Потом Минц возник вновь.

— Дело пойдет на лад, — сказал он.

— В каком смысле?

— Рано обещать, — ответил Минц.

На следующее утро в городе полегчало.

Частота появления чудовищ сошла почти на нет.

Люди выходили из домов, вдыхали свежий воздух, щурились от детской радости и понимали, что дождик снова идет для них, солнце светит для человечества и ветер завывает для людей, а не для привидений.

И вот над опустевшей улицей пролетело, вернее, медленно и торжественно проплыло нечто сказочно красивое, как пирожное безе или клубничный мусс.