Гений из Гусляра
Шрифт:
Колдун наклонился над ведром, в котором лежали, порой вздрагивая, подлещики, и сказал:
— Половину отдашь мне.
— Еще чего, — улыбнулся Удалов и подсек. На этот раз попалась плотвичка. Она прыгала по жухлой траве, стараясь нырнуть обратно в озеро.
— Поделись, — сказал колдун. — Я здесь хозяин. Со мной делиться надо.
— Какой год сюда приезжаю рыбачить, — сказал Удалов, кидая плотвичку в ведро, — хозяев не видал. У нас все равны.
— Я здесь недавно, — сказал колдун, присаживаясь на корточки и болтая пальцем в ведре. —
Тогда-то Удалов впервые пригляделся к колдуну и остался недоволен его внешним видом.
— Вы что, — спросил он, — на маскарад собрались или из больницы сбежали?
— Как грубо, — вздохнул колдун. — Ниоткуда я не сбежал. Какую половину отдашь? Здесь у тебя шесть подлещиков, три ерша и плотвичка. Как делить?
Удалов понял, что этот человек не шутит. И, как назло, на всем озере ни одного рыбака. Хоть шаром покати. Кричи не кричи, не дозовешься. А до шоссе километра три, и все лесом.
— А вы где живете? — спросил Удалов почти вежливо.
— Под корягой, — сказал колдун. — Холодно будет, чью-нибудь пустую дачу оккупирую. Я без претензий.
— А что, своего дома нету?
Рыбалка была испорчена. Ладно, все равно домой пора. Удалов поднялся, вытащил из воды вторую удочку и начал сматывать рыболовные орудия.
— Дома своего мне не положено, потому что я колдун, вольное существо, — начал было колдун, но заметив, что Удалов уходит, возмутился. — Ты что, уйти хочешь? Перечить вздумал? А ведь мне никто не перечит. В старые времена от единого моего вида на землю падали, умоляли, чтобы я чего добровольно взял, не губил.
— Колдунов не бывает. Это суеверие.
— Кому и суеверие, а кому и грустная реальность.
— Так чего же вас бояться?
Удочки были смотаны. Удалов попрыгал, чтобы размять ноги. Холодно. Поднимается ветер. Из-за леса ползет туча — то ли дождь будет, то ли снег.
— Ясное дело, почему боялись, — сказал колдун. — Потому что порчу могу навести.
— Это в каком смысле?
Глаза колдуна Удалову не нравились. Наглые глаза, страшноватые.
— В самом прямом, — сказал колдун. — И на тебя порчу могу навести. И на корову твою, и на козу, и на домашнюю птицу.
— Нет у меня скота и домашней птицы, — сказал Удалов, поднимая ведро и забрасывая на плечо удочки. — Откуда им быть, если я живу в городе. Так что прощайте.
Удалов быстро шел по лесной тропинке, но колдун не отставал. Вился, как слепень, исчезал за деревьями, снова возникал на пути и все говорил. В ином случае Удалов поделился бы с человеком рыбой, не жадный, но тут уж дело принципа. Если тебе угрожают, сдаваться нельзя. И так много бездельников развелось.
— Значит, отказываешься? Значит, не уважаешь? — канючил колдун.
— Значит, так.
— Значит, мне надо меры принимать?
— Значит, принимай.
— Так я же на тебя порчу напущу. Последний раз предупреждаю.
— Какую же?
— Чесотку могу. И лихорадку могу.
— Противно слушать. От этого всего лекарства изобретены.
—
— И не проси.
— Стой! — колдун забежал вперед и преградил путь. — В последний раз предупредил!
— Не препятствуй. Я из-за тебя на автобус опоздаю, домой поздно приеду, завтра на службе буду невыспавшийся. Понимаешь?
— На службу ходишь? — удивился колдун. — И еще рыбку ловишь?
— А как же? — Удалов отстранил колдуна и проследовал дальше. — Как в жизни без разнообразия? Так и помереть можно. Если бы я только на службу ходил да с женой общался, без всякого хобби, наверное, помер бы с тоски. Человеку в жизни необходимо разнообразие. Без этого он не человек, а существо.
Колдун шел рядом и соглашался. Удалову даже показалось, что колдун сейчас сознается, что и у него есть тайное хобби, к примеру, собирание бабочек или жуков. Но вместо этого колдун вдруг захихикал, и было в этом хихиканье что-то тревожное.
— Понял, — сказал колдун. — Смерть тебе пришла, Корнелий Удалов. Знаю я, какую на тебя напустить порчу.
— Говори, — Удалов совсем осмелел.
— Смотри же.
Колдун выхватил клок из серой бороды, сорвал с дерева желтый лист, подобрал земли комок, стал все это мять, причитая по-старославянски, и притом приплясывать. Зрелище было неприятным и тягостным, но Удалов ждал, словно не мог оставить в лесу припадочного человека. Но ждать надоело, и Удалов махнул рукой, оставайся, мол, и пошел дальше. Вслед неслись вопли, а потом наступила тишина. Удалов решил было, что колдун отвязался, но тут же сзади раздались частые глухие шаги.
— Все! — задышал в спину колдун. — Заколдованный ты, товарищ Удалов. Не будет в твоей жизни разнообразия. Такая на тебя напущена порча. Будет твоя жизнь идти по однообразному кругу, день за днем, неделя за неделей. И будет она повторяться точь-в-точь. И не вырвешься ты из этого порочного круга до самой смерти и еще будешь меня молить, чтобы выпустил я тебя из страшного плена, но я только захохочу тебе в лицо и спрошу: «А про рыбку помнишь?»
И сгинул колдун в темнеющем воздухе. Словно слился со стволами осин. Только гнетущая влажная тяжесть опустилась на лес. Удалов помотал головой, чтобы отогнать воспоминание о колдуне, и поспешил к автобусной остановке. Там уже, стоя под козырьком и слушая, как стучат по нему мелкие капли дождя, подивился, что колдун откуда-то догадался о его фамилии. Ведь Удалов колдуну, естественно, не представлялся.
Еще в автобусе Удалов о колдуне помнил, а домой пришел — совсем забыл.
Утром Удалова растолкала жена.
— Корнелий, ты до обеда спать намерен?
Потом подошла к кровати сына Максимки и спросила:
— Максим, ты в школу опоздать хочешь?
И тут же: плюх-плюх — на сковородку яйца, жжик-жжик — нож по батону, буль-буль — молоко из бутылки, ууу-ууу-иии — чайник закипел.
Удалов поднялся с трудом, голова тяжелая, вчера перебрал свежего воздуха. С утра сегодня заседание. Опять план горит...