Гений из Гусляра
Шрифт:
— Убивають! — завопила старуха и кинулась прочь.
В мигом собравшейся толпе сначала посмеялись, а потом стали смотреть на Ксению-без-головы с подозрением: не заразная ли она, а может, это влияние радиации?
— Ну что, нагляделись? — спросила у народа Ксения.
Корнелий Удалов, отправившийся следом за женой в магазин, подошел к Ксении, но не для того чтобы вмешиваться, а лишь подстраховывать ее. Ибо взволнованная Ксения опасна в первую очередь самой себе.
А старуха, которая убежала с криками, Удалову не понравилась. Он полагал,
Тем временем к Ксении протиснулась Ванда Казимировна Савич и сказала:
— А я тебя буквально не узнала. Только потом узнала — по пальто. Я всегда считала, что сидит оно на тебе, как на корове седло. Но теперь лица нет — и проблемы с одеждой у тебя тоже нет.
— Давай не будем суетиться, Ванда, — ответила Ксения. — Завидуешь мне, так бы и сказала.
— Это почему я должна завидовать несчастному уроду? — удивилась Ванда Казимировна.
Ксения усмехнулась, обозначив на невидимом лице невидимую улыбку:
— Уроду не уроду, но теперь я в любую заграничную группу могу внедриться. В любой поезд или автобус, даже на любой самолет. Ты денежки выкладываешь, в очереди за визой мучаешься, на пограничном контроле унижаешься, а я, как тень невидимая, проскользну на любые Гавайские острова, поняла?
— Тебя определят! — возмутилась Ванда Казимировна, но как-то смущенно, потому что Ксения задела чувствительную струну в ее сердце.
С тех пор как рухнула Советская империя и наступила демократия, супруги Савичи открыли для себя иностранный мир. Они побывали в ряде круизов и съездили на автобусе по странам Бенилюкса. В наступающем году планировали Таиланд. Ванде удалось в жизни кое-чего поднакопить, но она слишком верила в незыблемость советских рублей, и когда рубли растворились в реке истории, положение Савичей пошатнулось. Теперь круизы давались ой как нелегко!
Ванда Казимировна почувствовала, что идея Ксении, рожденная в ходе их сегодняшней дискуссии, вполне плодотворна. Но теперь плоды достанутся не Савичам, а Ксении, которую раньше даже в Париж пряником нельзя было выманить!
— Поймают, разоблачат! — продолжала свое Ванда Казимировна, шагая рядом с товаркой.
А Ксения, нанеся сокрушительный удар по самолюбию Ванды, успокоилась и сказала вполне добро:
— Ты не расстраивайся. Лев Христофорович у меня анализ крови взял, хочет вывести невидимое вещество, и тогда его будут в аптеках продавать.
— Чепуха! — откликнулась Ванда. — Такого вещества быть не может.
— Почему это?
— Потому, что тогда каждый террорист, любой бен Ладен, сможет невидимость в аптеке купить, и наступит гибель всему человечеству.
— Это как?
— А так! Он в Кремль войдет, как к себе домой, дверь в кабинет президента ногой откроет.
— Ты что такое несешь? Замолчи сейчас же! — Ксения даже перепугалась, будто это она подвергла опасности жизнь президента нашей державы.
— То-то! — Ванда почувствовала, что взяла реванш. — Отказываешься от своих слов?
— Конечно,
Ксения была готова даже все покупки отдать Ванде. Ведь в ней жила неистребимая боязливость и нежелание связываться с властью. Но как отказаться от обсуждения самого события — ее невидимости? Тем более когда уже весь город об этом трезвонит.
Но трезвонил не только город.
Затрезвонил телефон в кабинете директора ЦРУ, то есть американского разведывательного управления, которое так гордится тем, что ему известно все — ну, может быть, за исключением того, что еще не успело случиться.
Незнакомая нам старуха, которую даже Удалов не знал в лицо, нырнула в глубокий овраг за речным техникумом и вытащила из кармана мобильник.
Движения ее стали резкими, уже сугубо мужскими, но осторожными. Слова же, тем более сказанные на английском языке, еле-еле долетали до слуха Корнелия Удалова. Но он был горд: все же выследил подозрительную старуху!
Как обидно устроена жизнь, подумал Удалов. Раньше, в годы молодости, мы все верили в шпионов, выслеживали их и подозревали всех вокруг. Но тогда, как теперь стало понятно, шпионы жили только в нашем воображении, а военные тайны мы берегли для того, чтобы холодные враги не догадались, как мы от них отстали.
Теперь же, продолжал размышлять Удалов, я вижу настоящего американского шпиона, и он докладывает своему начальству о настоящем секрете. Что делать? Бежать в районную милицию, раз наш отдел ФСБ до конца месяца закрыт на учет? В милиции ведь сочувствия не дождешься! В лучшем случае отыщется шустрик, который постарается внедриться в американскую сеть, чтобы и ему что-то от щедрот противника перепало.
Но Удалов был не из тех, кто капитулирует.
— Эй! — крикнул он с обрыва. — Прекратите связь!
— Экскьюз ми, — быстро проговорил шпион в трубку, — дзереиз интерфиренс. — Потом он посмотрел на Удалова и спокойно спросил: — Вы ко мне?
Удалов кивнул:
— Именно! Не вмешивайтесь в наши внутренние дела! Отстаньте наконец!
— Это не ваше внутреннее дело, — почти без акцента ответил шпион. — Это проблема всего человечества, и вы, Корнелий Семенович, отлично об этом осведомлены.
— Я — Иванович.
— Простите, компьютер ошибся.
Шпион вскарабкался на верхушку обрыва и присел рядом с Удаловым на поваленное дерево.
— Войдите в мое положение, — начал он. — Я готовлюсь к зимней сессии в Академии языка и литературы восемнадцатого века, и вдруг — вот буквально час назад — мне приказывают из Вашингтона лететь сюда. В богом забытый городишко на краю северной тайги! Зачем? Мне сообщают: там открыли невидимость. Проверь и пресеки, но, конечно, лучше бы купить. Много не обещай — русские так мало зарабатывают, что у них каждый доллар на счету... Конечно, я не поверил про невидимость, но вертолет, зафрахтованный совершенно официально, уже ждал меня у дверей общежития. Закурить не найдется?