Гений из Гусляра
Шрифт:
— Они здание разобрали по кирпичику? — спросил министр.
— Разобрали.
— Снова построили?
— Построили.
— Бакатин им документацию отдал?
— Отдал.
— Так как подслушали? Неужели Орнитолог?
Начальник контрразведки отрицательно покачал головой.
Орнитологом прозвали одного настырного изобретателя, который разработал метод впаивания микрофонов в головки ворон. Но оказалось, что снабдить передатчиком всех ворон Москвы технически неосуществимо и дорого, а если ограничиться избранными экземплярами, то
— Говори, — попросил министр.
— Они оставили фундамент. Простучали его, прозвенели, сняли все что можно, но основу оставили.
— От фундамента до кабинета резидента не добраться, — сказал министр. — Звук не дойдет.
Начальник контрразведки кивнул. Он знал это не хуже министра.
— Так в чем же дело, докладывай!
— Грубин, — назвал начальник контрразведки короткую фамилию.
— Неужели?
— Он самый.
— Буди! — приказал министр.
Грубин для министра был агентом спящим, то есть незадействованным. Вроде бы не мертвым, но и не живым.
Впрочем, его трудно было назвать агентом, потому что он сам считал себя патриотом, но никак не агентом.
Но уже через сорок минут после разговора министра с начальником контрразведки скромный «Ауди» начальника городской безопасности Великого Гусляра со страшным скрипом тормозов остановился возле дома № 16 по Пушкинской улице.
Начальник по фамилии Полицеймако, пробегая по двору мимо окна грубинской скромной квартиры, постучал в него условленным стуком: «Спар-так-чем-пи-он».
Шесть лет Грубин не слышал этого стука.
Он вздрогнул.
Собрался с духом и пошел к двери. Открыл дверь. Впустил майора Полицеймако. Поздоровался.
Майор с ним тоже поздоровался.
Городок маленький, все друг друга знают.
— Чай, кофе? — спросил Грубин.
Полицеймако отрицательно покачал головой.
Он смотрел на худого взъерошенного человека средних лет, сутулого и узкогрудого. На Александра Грубина, известного в городе изобретателя и чудака.
Грубин достал из шкафа начатую бутылку «Гуслярского абсолюта».
Они выпили с Полицеймако за встречу, за прошедший Новый год, за День независимости.
— Твоя-то сработала, — сказал Полицеймако.
— Ты откуда знаешь, майор? — спросил Грубин.
— Если я прав, то быть мне генерал-майором, — сказал Полицеймако.
Выпили за это.
Помолчали.
Грубин вспоминал.
Пять или семь лет назад, когда еще строительство посольства только планировалось, профессору Минцу, что проживает в соседней квартире, попалась выпавшая из космоса бактерия. Или, даже вернее, спора.
Профессор по-хорошему заинтересовался пришельцем и стал его изучать.
Что обнаружилось?
Оказалось, эти бактерии носятся в открытом
Поделился как-то Минц своим открытием с Грубиным. А Грубин ведь страшный умелец. Еще давно он написал на рисовом зерне «Слово о полку Игореве». Но поэма погибла — кто-то ее склевал.
В Грубине никогда не утихала склонность к блохизму. Блохизм — это качество русского народа, вернее — умение подковать блоху, которая после этого не сможет прыгать. Читали? Типичная русофобия, сочиненная писателем Лесковым.
Когда Грубин увидал у соседа под микроскопом космические бактерии, которые подавали усиками сигналы, а сигналы были такими четкими, что особо чувствительный приемник Минца, переделанный Грубиным из простого «Сони», громко пипикал, откликаясь на призыв минцевских пленников, то у Саши созрел план.
Надо приспособить к бактериям ножки или колесики, чтобы они могли передвигаться по Вселенной и встречаться с подругами не по воле космических струй, а по собственному намерению.
Работа оказалась сложная, не хватало материалов и опыта. Как-то, уставши, Грубин сидел со своим знакомым чекистом Полицеймако и рассказал ему о проблемах. Полицеймако, хоть и был в стельку, профессионально отложил беседу в мозгу и послал отчет о ней в Центр.
В Центре запись попала на глаза светлой голове (она потом убежала к врагам, но в пути была застрелена на границе проводниками-таджиками). Светлая голова Геннадий отвечал за снабжение аппаратурой стройки американского посольства. «Если, — подумал он, направляясь к начальству, — этот чудак Грубин приделает к бактериям ноги, то не исключено их использование в оперативных целях».
Начальство посмеялось, но встретилось на банкете с начальником контрразведки и, чтобы повеселить генерала, рассказало о чудаке из Великого Гусляра.
Начальник контрразведки отличался от своих подчиненных. Он знал, что великие изобретения появляются из мест, для них не приспособленных. А шпионы попадаются на мелочах.
— Предоставить условия, — приказал начальник контрразведки опешившему полковнику, и на следующий день Грубина взяли прямо в подъезде, привезли в Вологду в «воронке», оттуда — «черным рейсом» в Москву. Там его уже ждали лаборатория и все бактерии, конфискованные у Минца. Минц получил принудительную путевку в ведомственный санаторий Академии наук.
Надо признаться, что к тому времени, когда посольство уже было напичкано достойной аппаратурой, Грубин многого не достиг. Если и сделал он бактериям ботинки, то эти ботинки оказались бактериям как кандалы. Они всё норовили стащить их с ножек или даже сожрать. А сдавшиеся передвигались так медленно, что стыдно их было запускать к американцам.
Грубину срезали смету, потом сделали предупреждение о несоответствии. В штат его даже не пригласили, а он был счастлив. Не хотелось ему в штат.