Гений
Шрифт:
– Е7 – Е6, – провозгласил Джо. – Мое любимое начало.
И спокойно смел меня с доски. Как будто мы с ним в разные игры играли. В каком-то смысле так оно и было. Я играл так, как меня учили в детстве, то есть развлекался и убивал время. Мои ходы наверняка казались ему неожиданными и необдуманными. Я мог добиться лишь краткого преимущества, если вообще добивался его. Старик же анализировал каждый свой шаг. Наверное, так бывает со всеми, кто достиг профессионализма в своем деле.
Я наблюдал за ним с тем же восторгом, с каким впервые рассматривал картинки Виктора. Позвольте, я объясню. Гений принимает множество форм. Наши современники научились постепенно ценить
39
Марсель Дюшан (1887–1968) – американский художник французского происхождения, один из основателей дадаизма и сюрреализма, одна из самых влиятельных фигур в искусстве XX века. Позиционировал себя не как художника, а как создателя «готовых вещей», которые становятся предметами искусства лишь благодаря подписи автора.
Да, я склоняю голову перед гением, перед тем, как легко он приносит себя в жертву предназначению. Я надеялся, что и на меня падут отблески его костра. И вот теперь, глядя на то, как Джо забирает мою последнюю шашку и кладет ее рядом с остальными пластмассовыми телами, когда-то составлявшими мое войско, я вдруг вспомнил, зачем мне нужен был Виктор Крейк. И зачем я продолжал искать его, когда понял, что создать его заново у меня не получится. Крейк был моей последней надеждой, моим единственным шансом почувствовать жар костра, вдохнуть запах дыма, искупаться в его свете.
Раздача призов – точнее, призового фонда в пятьдесят долларов – прошла скромно. Джо просто вручил их сам себе. Один из участников проиграл шесть партий подряд и возмущенно удалился. Я утешал себя тем, что не я один так плохо играю, и расстраивался, что не успел сделать главное: задать ему вопросы.
Расстраивался я напрасно: все остальные знали Виктора. Они сообщили мне, что он был постоянным посетителем клуба и исчез около года назад. Все сошлись
Человек с огромной кружкой посоветовал мне подождать:
– Он вернется.
– Откуда вы знаете?
– А ему надо клуб запереть.
И я стал ждать. Игроки расходились, я смотрел в окно и видел, как они пробираются через сугробы и спешат к автобусной остановке. Двое не ушли и играли до половины двенадцатого, а потом я остался один на один со столиками и стульями – слушать, как жужжит люминесцентная лампа, и внимательно читать надписи на разорванной упаковке хрустящих хлебцев.
Джо вернулся после полуночи. А куда ему было деваться? Я знал это, и не только потому, что мне так сказали. Ведь настоящий гений никогда не бросит в беспорядке священное для него место. В двери внизу заскрежетал ключ, на лестнице раздалось пыхтение. Джо вошел в комнату и принялся расставлять стулья, как будто меня там и не было. Я начал ему помогать. Мы работали в полной тишине. Джо дал мне рулон бумажных полотенец и полироль, и мы вместе протерли столы.
– Я про вас в газете читал, – наконец сказал Джо. – Ведь это вы устраивали выставку? – Он завязал горлышко мусорного мешка замысловатым узлом.
– Поэтому мне и нужно с ним поговорить. Отчасти. Я должен отдать ему деньги.
– Отчасти. А еще почему?
– Простите, не понял.
– Почему еще вы его ищете?
– Хочу убедиться, что у него все в порядке.
– Как трогательно.
Я не ответил.
– И сколько денег?
– Много.
– Много – это сколько?
– Достаточно.
– Чего это вы такой скрытный?
– Зато честный.
Джо криво улыбнулся и переложил мешок в другую руку. Он очень горбился, кособочился и морщился, когда молчал. Казалось, он все время чем-то недоволен.
На улице снова началась метель. Джо бросил мешок в темном проулке и пошел к автобусной остановке. Он прихрамывал еще сильнее, чем в начале вечера, и теперь двигался почти как больной церебральным параличом. А еще он вдруг сделался выше ростом и как будто раздулся. Ветер распахнул полы его куртки, под ней обнаружилась еще одна, а под ней третья.
– Давайте я вас подброшу, – предложил я.
Он повернул голову.
– Я себе сейчас такси вызову, – пояснил я. – Могу вас довезти.
Из-за угла показался автобус. Старик посмотрел на него, на меня, снова на него и сказал:
– Что-то я проголодался. Хотите есть? Я ужасно хочу.
Мы пошли в круглосуточную забегаловку. Я заказал себе кофе без кофеина, а старик, когда услышал, что я плачу, потребовал яичницу с ветчиной, тосты из черного хлеба и молочный коктейль. От его заказа у меня сразу изжога началась. Официантка уже отошла от столика, но он вернул ее и велел принести еще салат и жареные луковые кольца в кляре.
– Надо, чтобы все питательные элементы были, – объяснил мне Джо.
Ел он медленно, тщательно разжевывая каждый кусочек. Пятьдесят движений челюстями за раз. И какой после этого у еды должен быть вкус? Пресная каша да слюни. Все это старик запивал большими глотками молочного коктейля, так углубляясь в стакан, что на кончике носа оставалась пена. После каждого глотка Джо вытирал лицо салфеткой, комкал ее и бросал на пол. И без конца нервно оглядывал зал: дверь, барная стойка, я, стол, официантка, музыкальный автомат и снова я. Руки у него были красные, обветренные, все пальцы в заусенцах.