Гений
Шрифт:
Здесь Рейзор оставляет нас. Вот он идет впереди, а через секунду сворачивает в толпу и растворяется в море мундиров. Каэдэ без колебаний продолжает путь, только замедляет шаг, чтобы мы двигались бок о бок. Губы ее едва шевелятся, но голос звучит в моем наушнике с остротой бритвы:
– Рейзор поднимется на борт «Династии» с другими офицерами, но мы не можем идти с военными – нужно будет предъявлять документы. Так что лучше нам проскользнуть незаметно…
Я устремляю взгляд на основание воздухолета, разглядываю карманы и складки по его бокам. Вспоминаю случай, когда я пробрался в стоящий на земле воздухолет и украл две сумки с консервами. Или тот, когда я затопил воздухолет
– Через мусорные лотки, – шепчу я в свой микрофон.
Каэдэ одобрительно ухмыляется:
– Совет истинного неуловимого.
Мы протискиваемся через толпу и наконец добираемся до лифтовой площадки в одном из углов пирамиды. Здесь мы смешиваемся с небольшой группой, сбившейся у дверей лифта. Каэдэ отключает микрофон, чтобы поболтать со мной, а я тем временем стараюсь не смотреть в глаза другим солдатам. Многие из них моложе, чем я думал, едва ли не мои ровесники, и у некоторых уже тяжелые ранения – металлические конечности, как у меня, дырка на месте уха, рука, изуродованная ожогом. Я поднимаю взгляд на «Династию» и на сей раз смотрю достаточно долго, чтобы заметить отверстия мусорного лотка в боковине корпуса. Если хотим пробраться в воздухолет, нужно действовать быстро.
Скоро подходит лифт. Мы поднимаемся по диагонали – полет, от которого дух захватывает, – потом ждем наверху, пока все не покинут кабину. Выходим последними. Все остальные разбредаются по двум сторонам верхнего холла, который заканчивается пандусами, ведущими в воздухолет.
– Нам предстоит еще один подъем, – говорит Каэдэ.
Она кивает в сторону узенькой лестницы, ведущей к потолку пирамиды. Я тихо разглядываю лестницу. Каэдэ права: лестница ведет в потолок (и, возможно, оттуда на крышу), а он представляет собой лабиринт металлических мостков и путаницу металлических балок. Задняя боковина причаленного воздухолета отбрасывает тень, благодаря которой потолок в том месте погружен в темноту. Если нам удастся спрыгнуть с середины последнего лестничного пролета и подняться до переплетения металлических балок, мы сможем незамеченными подобраться к воздухолету и вскарабкаться по затененной стороне корпуса. Кроме того, вентиляционные ходы довольно сильно шумят, и это вместе с шумами и суетой у основания должно замаскировать все производимые нами звуки.
Надеюсь, моя новая нога выдержит. Я дважды подпрыгиваю на ней – испытываю. Болеть не болит, но я чувствую некоторое давление в том месте, где кожа встречается с металлом, словно одно не полностью срослось с другим. И тем не менее я не могу сдержать улыбку.
– Вот будет развлекуха, – говорю я.
Я почти вернулся в свою родную стихию.
Мы направляемся к погруженной в сумрак лестнице, потом по очереди перепрыгиваем на мостки и перебираемся на балки. Сначала Каэдэ. Забинтованная рука не добавляет ей сноровки, но она все же умудряется надежно ухватиться за балку. Теперь моя очередь. Я без труда перепрыгиваю на перекладину и прячусь в тени. Пока нога работает хорошо. Каэдэ одобрительно смотрит на меня.
– Чувствую себя прекрасно, – шепчу я.
– Я вижу.
Мы двигаемся молча. Мой медальон несколько раз выбивается из-под рубашки, приходится засовывать его обратно. Время от времени я поглядываю вниз или на воздухолет. Посадочная площадка заполнена военными всех рангов, и теперь, когда большая часть предыдущего экипажа «Династии» покинула воздухолет, смена образовала длинные очереди на входных пандусах. Я вижу, что все они проходят быстрый осмотр, проверку документов, экспресс-сканирование.
Вдруг я замираю.
– Что случилось? – резко спрашивает Каэдэ.
Я поднимаю палец. Мой взгляд замер на знакомой фигуре, пробирающейся сквозь толпу.
Томас.
Этот деятель проследил наш путь от самого Лос-Анджелеса. Он время от времени останавливается, чтобы задать вопрос вроде бы случайным солдатам. С ним собака такой белизны, что отсюда, с высоты, она светится, точно маяк. Я протираю глаза – уж не галлюцинация ли это? Нет, он здесь. Он протискивается сквозь толпу, держа руку на поясе у пистолета, в другой руке поводок громадной белой овчарки. За ним движется небольшая цепочка солдат. Мои конечности на мгновение немеют, и внезапно перед глазами встают картины: Томас целится из пистолета в мою мать, Томас избивает меня до полусмерти в комнате допросов Баталла-Холла. Видения окрашены в красный цвет.
Каэдэ понимает, что приковало мое внимание, и тоже смотрит вниз. Ее голос возвращает меня к действительности.
– Он приехал за Джун, – шепчет она. – Шевелись.
Я тут же перебираюсь вверх по балкам, хотя все мое тело содрогается.
– Джун? – шепчу я в ответ, чувствуя, как во мне закипает злость. – Так вы, Патриоты, именно его пустили по следу Джун?
– Для этого имелись веские основания.
– Какие же?
Каэдэ нетерпеливо вздыхает:
– Томас ничего с ней не сделает.
Не дергайся, не дергайся, не дергайся. Я заставляю себе двигаться дальше. Теперь у меня нет другого выбора – только довериться Каэдэ. Руки трясутся, и я делаю над собой усилие, чтобы унять дрожь, подавить в себе ненависть. Мне невыносима мысль о том, что Томас дотронется до Джун. Если я не выкину это из головы, то не смогу сосредоточиться ни на чем другом.
Не дергайся.
Внизу под нами патруль Томаса продирается сквозь толпу. Он приближается к лифту.
Мы добираемся до корпуса воздухолета. Со своего места я вижу цепочку солдат – ждут, когда можно будет подняться по пандусу. И тут слышу, как белая овчарка тявкает в первый раз. Теперь Томас со своими людьми стоят на одной из лифтовых площадок. На той же, откуда садились в кабину мы. Теперь собака лает без перерыва, задрав нос к дверям лифта и махая хвостом. Смотри вперед. Шевелись.
Я снова кидаю взгляд вниз: одну руку Томас крепко прижимает к уху – вероятно, у него наушник. Он замирает на минуту, словно пытаясь понять, что услышал. Потом вдруг отдает команду своим людям, и они устремляются прочь от лифта. Назад в толпу солдат.
Вероятно, они нашли Джун.
Мы двигаемся в полумраке под потолком дока, пока не подбираемся достаточно близко к неосвещенной стороне воздухолета. Она футах в десяти от нас, на ней единственный металлический трап, идущий вертикально вдоль борта до верхней палубы. Каэдэ устраивается поудобнее на металлических балках.
– Ты прыгай первым, – велит она. – У тебя лучше получается.
Пора пошевеливаться. Каэдэ освободила мне достаточно места – угол для прыжка удобный. Я устойчиво упираюсь ногами, изготавливаюсь и, надеясь, что нога не подведет, делаю гигантский прыжок. Мое тело с приглушенным стуком ударяется о металлические ступени, и я сжимаю зубы, чтобы не закричать. Боль пронзает заживающую ногу. Я выжидаю несколько секунд – пусть пройдет напряжение, потом карабкаюсь по трапу. Патруль внизу я отсюда не вижу, но это означает – как хочется думать, – что и они нас не видят. Больше того, я надеюсь, что они вообще ушли. Слышу за спиной, как прыгает Каэдэ; она ударяется о трап в нескольких футах подо мной.