Геном Ньютона

Трахимёнок Сергей

С Морозовым Вартов был знаком со студенческих времен. В конце восьмидесятых они были комсомольскими активистами, правда, в профессионалы комсомольской работы не пошли.

В девяностые их дороги разошлись, зато потом, после того как мир отметил странный рубеж под названием «миллениум», сошлись снова.

И Вартов, и Морозов развелись со своими женами. Однако причины этого были разные. Жена Вартова так и не дождалась карьерного взлета своего мужа. А Владик в какое-то время сломался и стал крепко пить. Потом он, правда, завязал, но это было потом.

Через пару лет после своих разводов они вдруг

встретились на утреннике в одном из детских садиков, куда стали приходить к своим внукам.

Как известно, деды любят внуков больше, чем детей. Поскольку у них одни и те же враги. Это дети – для дедов и родители – для внучат. И именно на этой фундаментальной основе возродились приятельские отношения Вартова и Морозова. И не только возродились, но и стали развиваться. Вартов приглашал Морозова к себе на дни рождения, а Морозов представил Вартова своей очередной пассии – Лене Копчиковой. Яркой брюнетке, впрочем, скорее всего крашеной, поскольку при иссиня-черных волосах на ее лице явственно просматривались рыжие веснушки.

Морозов, отойдя от неумеренного употребления алкоголя, впал в другую крайность, стал трезвенником и начал крутить романы с молодыми женщинами.

– Сие дает мне силы для некоей сверхзадачи, ради которой я пришел на эту землю, – напыщенно говорил он Вартову.

Вартов благосклонно относился к этой слабости, а впрочем, может быть, и силе приятеля. Профессия научила его квалифицировать деяния, но не оценивать людей. Его нельзя было склонить к союзничеству сообщением о том, что кто-то его, Вартова, не любит. Или кто-то его, Вартова, назвал… Вартову было плевать, как его называют. Единственное, чего он не любил, это когда его называли Сеней. Но никто из окружения об этом не догадывался.

Поднявшись на четвертый этаж и зайдя в свой кабинет, Вартов списал номер с мобильного телефона в записную книжку и позвонил коллегам из милиции.

Уже через четверть часа он знал, что данный номер принадлежал машине, которая разбилась полмесяца назад вдребезги. Машина, как утверждали гаишники, не подлежала восстановлению. Но, видимо, номера сохранились, и кто-то толкнул их налево.

Ситуация была тупиковой для любого нормального человека. Но не для Арсения Вартова.

Он узнал из телефонного справочника, что улица, на которой жил Морозов, значится за Фрунзенским УВД, сообщил в секретариат, что будет именно там, и поехал во Фрунзенское управление к начальнику следотдела.

* * *

Налыгов перепрыгнул через разрушенный забор с тыльной стороны парка и успел углубиться в одну из аллей, как некто приличного, совсем не бомжеватого вида выскочил из кустов и бросился ему под ноги. Споткнувшись о неизвестного, Налыгов упал и потерял очки. В это время на голову Петру надели мешок, несколько сильных рук подхватили его и затолкали в багажник машины.

– Очки подбери, – произнес мужской голос, и это было первое и последнее, что он слышал во время всей манипуляции с ним.

Далее машина тронулась с места. Об этом молодой физик догадался по тому, как его трясло на гравии парковых аллей, а потом стало вполне сносно, потому что автомобиль поехал, скорее всего, по асфальту улиц, время от времени останавливаясь у светофоров.

Вскоре остановки стали реже, а потом и совсем

прекратились.

– Твою дивизию, – выругался Налыгов, понимая, что его вывозят за город.

Налыгов собрался и стал считать минуты проезда, полагая, что за городом автомобиль движется в среднем со скоростью девяносто километров в час, и если подсчитать время, то можно установить, насколько далеко его увезут.

* * *

Федор Щекин, в прошлом уголовный авторитет, имевший в молодости погоняло [1] «Зяблик», а ныне добропорядочный бизнесмен, чуть-чуть не дотянувший до звания олигарха, а посему не попавший на страницы журнала «Форбс», просматривал прессу.

Был Федор мал ростом, нарочито нетороплив. Говорил тихо, но именно в этой неторопливости и негромкой речи чувствовалась некая скрытая и скрываемая энергия, которой ее обладатель мог воспользоваться в любой момент.

1

Погоняло (жаргон) – кличка.

Он сидел в кресле в шелковом халате. На стеклянном столике перед ним лежали газеты и стояла чашка кофе.

По утрам он никогда не пил чай, а когда его спрашивали о причинах этого, загадочно улыбаясь, произносил:

– Были времена, когда я его употреблял в большом количестве. Так что я выпил отведенный мне лимит.

Однако Федя лукавил. В колониях он был в конце восьмидесятых, когда чай уже не был валютой на зонах и им не измерялось благосостояние и возможности сидельцев. Не то что в шестидесятые, когда в сибирских лагерях пачка грузинского была эквивалентна паре валенок, а валенки могли приравниваться к стоимости жизни их владельца.

Зачем Федя читал газеты? Наивный читатель скажет, что он просматривал биржевые новости, котировки валют и прочей чепухи, которая так важна всем финансовым воротилам на Западе. Ничего подобного. Федя смотрел в них последнюю страницу с анекдотами, казусами и кроссвордами.

Всем остальным в его бизнесе занимались клерки, которых он нанял для работы, а также клерки, которые контролировали первых клерков. Но это же самый проигрышный вариант организации бизнеса, скажет продвинутый читатель. Потому что и первые, и вторые не заинтересованы в умножении капитала собственника, однако и тут он ошибется. Потому что Федя при абсолютной своей финансово-экономической безграмотности обладал редкой способностью видеть своих работников насквозь и время от времени устраивал показательные чистки, которые сдерживали аппетиты наиболее рьяных мечтателей поживиться на халяву деньгами Феди.

Впрочем, Федя всегда очень тонко намекал окружающим, что он всего лишь смотрящий за деньгами, а на самом деле это деньги вовсе не его. А…

Это тоже сдерживало всех желающих поживиться тем, что имел Федя. Поскольку индивидуальный собственник может простить некий финансовый грешок подчиненного, собственник же коллективный не имеет человеческих чувств и слабостей и беспощаден как Страшный суд.

У Феди было двое сыновей. Один из них старший… нет, не сидел в тюрьме, но почему-то все время туда стремился. И папаше стоило больших усилий все время выручать его.