Геном
Шрифт:
– Джанет…
– Да, капитан? – Негритянка улыбнулась.
– Что ты намешала в коктейль для Цзыгу?
– Капитан, я просто приготовила коктейль. Никаких химических добавок.
– Тогда я спрошу по-другому. Джанет, чем могла быть вызвана подобная откровенность Чужих?
Лицо женщины стало задумчивым.
– Трудно сказать, капитан. У нас, на Эбене, ходили слухи, что раса Цзыгу плохо переносит естественные алкалоиды, содержащиеся в анисе. Будто бы они действуют растормаживающе, подобно сыворотке правды. Цзыгу не теряют ни рассудка, ни воли, но могут выболтать
– Джанет… – с болью сказал Алекс. – Ну зачем?
– Чтобы вы знали, с кем имеете дело, – серьезно ответила женщина. – Их милый облик человеческих девочек – лишь каприз эволюции плюс возможность менять ряд параметров внешности. Они ведь даже не млекопитающие, капитан! Они – теплокровные насекомые.
– Это слишком грубая аналогия.
– Ну, во всяком случае, они ближе к жукам или тараканам, чем к нам.
– Неправда. Они одинаково далеки как от людей, так и от земных насекомых.
– То, что заставляет бугриться их кофточки, капитан, это не грудки, а рудиментарная третья пара конечностей. Детенышей они кормят, отрыгивая переваренную пищу.
– При этом у них красная кровь, почти человеческие легкие и сердце…
– Шестикамерное сердце!
– Ну не двухкамерное же? – Алекс почувствовал, что Джанет порывается войти в каюту, и заговорил быстрее: – Оставим этот спор. Цзыгу не тараканы и не люди. Они – Чужие из расы Цзыгу. Да, они не испытывают к нам симпатий, а с чего бы иначе? Мы молодая и энергичная раса, отхватывающая планету за планетой. Пусть строят иллюзии, лишь бы не было войны!
– Согласна. – Джанет кивнула. – Отпусти меня, Алекс.
– Не делай больше подобных провокаций, Джанет. Прошу тебя. Нам ни к чему скандалы, жалобы руководству компании, ссора с Цзыгу и Ка-третьим.
– Вы сожгли наши корабли, которые не смели стрелять по людям; вы закрыли планету силовым колпаком, словно рассадник заразы; вы прополоскали мозги тем, кого оставили в живых; вам и этого мало? Теперь вы милуетесь с Чужими, которые спят и видят нас рабами!
Джанет освободила руку сильным, неуловимым движением. Алексу пришлось напомнить себе, что она прошла на Эбене полный курс военной подготовки.
– Я не жег ваши корабли. Я не вмешивался в твое сознание, сестра-спец!
– Ты ничем не лучше!
Дверь за ней закрылась. Алекс с трудом подавил желание ударить по пластику кулаком.
Вот так. Спорь, взывай к разуму, уговаривай…
Все бесполезно, когда оживает вложенная в сознание спеца программа.
Алекс вошел в свою каюту, постоял, в бессильной ярости сцепив руки. Потом, повинуясь безотчетному порыву, расстегнул рубашку и посмотрел на Беса.
Чертенок не был злым, отнюдь. Чертенок смотрел грустно и осуждающе.
– Мне не легче сейчас! – выкрикнул Алекс.
В глазах Беса застыло глубокое сомнение.
– Пропади оно все пропадом… – Алекс повернулся к терминалу. – Корабль, негласное наблюдение за каютой Джанет Руэло, капитанский доступ.
Развернулся и вспыхнул экран.
Чернокожая женщина лежала на койке. Ее тело сотрясалось в рыданиях, руки
Будь проклят этот Эбен, будь проклята их сумасшедшая церковь Разгневанного Христа, будь прокляты генные инженеры, вложившие в Джанет приказ ненавидеть Чужих…
Алекс выскочил из каюты.
– Открыть, капитанский доступ.
Заблокированная дверь протестующе пискнула, и он вошел в каюту Джанет.
За эти секунды ничего не изменилось – женщина все еще плакала, уткнувшись в подушку. Вот сама каюта Алекса поразила. Вроде бы у Джанет почти не было вещей, но она ухитрилась совершенно преобразить унылую стандартную обстановку. Над кроватью висело распятие – именно такое, которое принято на Эбене – с Христом, освободившим одну руку и потрясающим крепким кулаком. На полу у койки – маленький, но толстый коврик из разноцветных нитей, на столике – раскрытый зеркальный кейс с набором дорогой косметики. Четыре фотографии улыбающихся малышей – два смуглых мальчика, две девочки – одна чернокожая, другая абсолютно светлая. И еще множество крошечных, в общем-то ненужных, но сразу меняющих помещение безделушек.
– Джанет…
Она даже не подняла головы.
– Не надо. – Алекс присел рядом с койкой, положил руку на вздрагивающее плечо. – Я понимаю твои чувства. И не считаю тебя совсем уж неправой. Но все мы должны исполнять свой жизненный долг…
– Почему вы так нас ненавидите? – прошептала Джанет. – Больше чем Чужих… Мы ведь хотели счастья для всех!
– Джанет, вас никто не ненавидит, поверь. Может быть – жалеют…
– За что нас жалеть?
– Ваша психика изменена генными инженерами…
– А твоя – нет? – Джанет рассмеялась, села на кровати. – Друг-спец, ты исковеркан куда сильнее меня. Ты ведь даже любить не умеешь.
– Ну и что?
– Как «ну и что»? – Негритянка развела руками. – Глупый, глупый пилот… Ты трахаешься, испытываешь оргазм и считаешь, что в этом и заключаются отношения между мужчиной и женщиной?
– Почему же. Глубокая личная симпатия, теплые отношения…
– Засунь эту личную симпатию глубоко в теплую задницу! Да ты куда больший урод, чем я! Мне велели ненавидеть Чужих – и я их ненавижу. Пусть я тысячу раз не права, но ничего не потеряла, лишь обрела. Пусть даже я обрела ненависть! Ясно? А ты, ты все потерял! Половину мира! Ким, эта бедная девочка, смотрит на тебя влюбленными глазами и волочится следом как хвостик. Ты этого просто не замечаешь.
– Я замечаю, Джанет. Несколько часов назад мы занимались сексом, и оба…
Джанет Руэло, палач Чужих с карантинной планеты Эбен, залилась смехом.
– Господь разгневанный! Ну как объяснить слепому цвет заката? Алекс, ты знаешь, что на Эбене пилоты умели любить?
– Глупо. Полное единство с кораблем возможно лишь при отсутствии привязанности к людям.
– Ерунда! Просто все взаимосвязано. И любовь, и ненависть. Невозможно лишить человека любви, не дав взамен хотя бы суррогата. Для пилотов этот суррогат – слияние с кораблем, для следователей и налоговиков – экстаз от постижения истины. Когда-нибудь и для всех остальных придумают замену.