Геносказка
Шрифт:
Принцесса оживленно болтала, вспоминая какие-то милые детали, но Гензель почти ее не слушал.
«Удивительно, — думал он, разглядывая мелькающие королевские руки. — Для нее эти уродливые цверги все стали близкими знакомыми, каждый — со своей уникальностью. А для меня они были лишь кусками злого мяса, которому не терпелось до меня добраться. Два человека — и два совершенно разных видения мира. Права Гретель, этот мир полон самых причудливых иллюзий…»
Точно прочитав его мысли, принцесса неожиданно спросила:
— Где
Гензель неопределенно махнул рукой.
— Гретель?.. Судя по всему, отправилась в исследовательскую экспедицию по крепости. Когда я проснулся, в ее отсеке было уже пусто.
— Вы не боитесь оставлять ее одну?
— О, это вполне безопасно. Достаточно разбросать по округе побольше еды, чтобы она не умерла от голода. Некоторые геноведьмы совершенно забывают о простых человеческих потребностях, когда находят что-то интересное.
Принцесса рассмеялась.
— Ох! Тогда ей наверняка очень повезло с вами, сударь.
— Я — ее нянька, — проворчал Гензель, понимая, что смех этот ничуть не обидный. Пожалуй, даже приятный — как мягкая кисточка цирюльника, освеженная розовой водой, которая смахивает с твоего лица пыль и приятно щекочется. Может, стоит консервировать смех принцессы про запас — и выпускать немного, когда на душе делается муторно и пусто?.. — Если бы не я, Гретель утонула бы под первым же дождем, забыв про то, что надо закрыть рот.
— Она немного чудная, да?
Гензель неопределенно пожал плечами:
— Как и все геноведьмы. Не то чтобы я со многими был знаком… Честно говоря, первая геноведьма, встреченная мною в жизни, пыталась меня сожрать.
— Ох! — отозвалась принцесса. — Судя по всему, это было глупой затеей!
— Я даже остался в выигрыше. От ведьминских генозелий я прилично поправился. Вымахал, как теленок. В моем родном городе на скудном протеиновом пайке столько мышечных волокон не нарастить…
— Я заметила, что вы весьма крупны для квартерона. И… ловки.
Показалось ему или глаза принцессы действительно в краткий промежуток времени скользнули по нему сверху донизу, пытливо изучив?.. Показалось, без сомнения, — вон как Бланко напряженно глядит на свои провода…
— Заслуга ведьмы. Ну и богатого опыта, пожалуй. Вы даже не представляете, ваше высочество, во сколько неприятностей можно влипнуть при нашей-то профессии.
— И источник большей части из них небось ваша сестра? — лукаво усмехнулась принцесса.
— Она — источник их всех. Геноведьмы обладают редким даром создавать неприятности из воздуха. И Гретель многим даст фору.
— У нее необычные глаза.
— Она альбинос. Мы, квартероны, вместилище всяких генетических пороков и порчи. Кстати, ей ничего не стоит выправить свой фенотип. Я имею в виду, вернуть себе обычные глаза и волосы. Для нее подобные манипуляции — детская забава. Изменить устройство собственного тела ей не сложнее, чем вам — заменить предохранитель. Но она не захотела. Странно,
— Возможно, она ценит чистоту собственного генокода? — предположила принцесса, щелкая каким-то переключателем. Аппаратура отозвалась приглушенным гудением. — Знаете ведь, как это обычно бывает. Ты меняешь свой фенотип, например, удаляешь ненужные кости или выращиваешь недостающую почку, не подозревая, какие роковые изменения произошли в генотипе. И живешь счастливым до старости… А твои потомки из-за этого хвастаются четырьмя ногами или фасеточными глазами…
— Нет, дело не в этом. Просто ей все равно, как она выглядит.
— Извините, что забыла надеть свою горностаевую мантию для парадных приемов, — хихикнула Бланко.
— Это другое. Ей действительно безразличен внешний облик. Она видит то, что недоступно нам. А видеть то, что видим мы, несовершенные и примитивные организмы, ей неинтересно.
Принцесса наконец выбралась из панели. Как и всякий человек, проведший несколько часов среди кабелей и пыльного хлама, она была растрепанна, грязна и местами оцарапана. Невозможно было поверить в то, что эта худая девчонка в комбинезоне — ее высочество. Лицо и в самом деле ничуть не породистое, нет в нем благородных черт Тревирануса Первого или его покойной жены. Обычное лицо. Такое лицо может быть у девчонки-соседки, но никак не у принцессы. Должно быть, дело тут было не только в чертах. Ладно бы просто черты… На этом перепачканном пылью лице совершенно невозможно было представить полное достоинства королевское выражение. Не прилипало оно к нему, как прилипали клочья паутины.
Принцесса нахмурилась. Гензель сделал вид, что с интересом изучает старые потрескавшиеся разъемы. Нечего пялиться попусту на особу королевской крови. В этот миг он даже позавидовал глазам сестры. Как и глаза всякого ученого, они умели смотреть в суть, бесстрастно, как объективы микроскопа. Во имя Человечества, сейчас ему как никогда нужна холодная взвешенная беспристрастность.
Плоть глупа, ее ничего не стоит обмануть. Сейчас, глядя на эту принцессу в комбинезоне, он видит наивную, усталую и одинокую девушку. Так говорит его плоть, которая руководствуется разлитыми в воздухе феромонами и безотчетными сигналами, — это нормально для всякого мужчины, будь он и квартерон. Но он не имеет права делать выбор на основании того, что думает плоть.
— Я имела в виду не сами глаза, — пояснила принцесса, отряхиваясь, в воздухе повисли облака серой пыли. — А то, как она смотрит. Честно говоря, поначалу это меня даже напугало.
— Больше, чем мои зубы?
— Ох! И вовсе ваши зубы не так ужасны. Но ее взгляд… Поначалу мне было очень неуютно, признаться.
«И мне тоже, — мысленно сказал Гензель. — К этому взгляду я не могу привыкнуть уже лет десять, хотя давно пора бы. Под этим взглядом я тоже ощущаю себя бессловесным препаратом. Комплексом биологических признаков…»