Геносказка
Шрифт:
Должно быть, на лице Гензеля отобразилось изумление, потому что Тревиранус Первый не удержался от короткой усмешки, на миг сделавшей его лицо куда моложе и убравшей лишние морщины.
— Этот дворец буквально набит аппаратурой. Не успели вы войти, как ваши расшифрованные генокарты уже легли на мой стол. Кроме того, с давних пор у меня есть привычка собирать информацию обо всех генетических кудесниках в этом королевстве. Простительная слабость для старика…
— Мы покинули Шлараффенланд не по своей воле, ваше величество.
Тревиранус
— Мне нет дела до Шлараффенланда, как и до его спятившей правительницы. Это исключительно ваше дело. А вот что имеет важность — так это процент порченой крови вашей сестры. Одиннадцать процентов! При этом она, кажется, занимается практикой как геномастер?..
— У нее есть соответствующий патент, выданный в Гунналанде. Он допускает к занятиям генетическим ремеслом любого, у кого количество порченой крови составляет менее пятнадцати процентов, ваше величество.
— Разумеется. Только вот в Лаленбурге ей этот патент не поможет. Здесь к занятиям геномагией допускаются лишь те, в ком порчи не больше десяти процентов. Наши новые порядки, призванные оградить жителей королевства от генетической порчи. Это значит, что ваш гунналандский патент на территории Лаленбурга более недействителен. — Король сделал паузу, которая показалась Гензелю удивительно затянувшейся и неуютной. — А следовательно, ваша сестра, сударь Гензель, является геноведьмой. Со всеми вытекающими последствиями.
Король замолчал. Продолжать не было нужды. Первой нарушила тишину Гретель.
— И давно в Лаленбурге действуют эти порядки? — спросила она, разглядывая носки своих ботфортов. Стертые, с разбитой подошвой и подвязанным каблуком, эти ботфорты ничем не напоминали изящных туфелек городских геноволшебниц. Они помнили многие мили пути, десятки перейденных вброд рек, грязь множества королевств и брусчатку неисчислимого количества городов. Едва ли обладание ими доставит радость лаленбургскому палачу, подумал Гензель, разве что если разделить на части и продавать как амулеты от сглаза…
— С сегодняшнего дня.
— Понимаю, ваше величество.
— Конечно, понимаете, — кивнул тот. — Еще бы не понимали. Как понимаете и то, что бежать вам не удастся. Ни из дворца, ни из королевства. Граница Лаленбурга на замке, и, даже вырасти вы себе крылья, вам не уйти от королевской плахи. Ну а палаческому топору и подавно безразлично, чью голову рубить — геноведьмы или самого последнего мула.
— И контракт, который вы предлагали…
Несколько секунд король разглядывал свою ладонь. Когда он вновь поднял взгляд, Гензель сглотнул — в этом взгляде уже не было прежней задумчивой рассеянности. Теперь он казался тяжелым, как золото королевского трона, и целеустремленным.
— Ваши головы, которые останутся на плечах, — часть платы за него. Быть может, эта плата выглядит не очень внушительно, но мне кажется, вы здравомыслящие люди и вполне оцените мою щедрость.
Гензель
«Во имя Человечества, сестрица!.. — взмолился он мысленно. — Хотя бы сейчас рассуждай как человек!»
Но он зря беспокоился за сестру. Геноведьму можно обвинить в чем угодно, но только не в отсутствии здравомыслия.
— В таком случае я принимаю этот контракт, ваше величество, — произнесла Гретель твердо.
Тревиранус Первый удовлетворенно откинулся на своем троне. Судя по тому, как он при этом поморщился, золоченые выступы спинки, впивавшиеся ему в позвоночник, за много лет немало его утомили.
— Умная геноведьма, — пробормотал он. — Не самая умная из всех, что я повидал, но умнее многих. Раз контракт можно считать заключенным, полагаю, вы захотите узнать его условия?
— Нет нужды, ваше величество, — сухо сказала Гретель. — Они мне известны.
— Так вы знаете, зачем я вас нанял?
— Вы хотите, чтобы я нашла вашу дочь.
— А вы прозорливы. Ведьминское чутье?
— Всего лишь хорошая память. Когда мы были здесь четыре года назад, весь город был увешан объявлениями. Его величество Тревиранус Первый обещал щедрое вознаграждение всякому, кто отыщет след пропавшей принцессы Бланко.
— Бланко Комо-ля-Ньев, — напевно произнес король, и прозвучало это как название изысканнейшего вина. — Но она никогда не любила своего полного имени. Считала слишком длинным и напыщенным. Мы с супругой называли ее просто Бланко.
Теперь наконец и Гензель вспомнил.
И в самом деле были объявления, только за несколько лет, в течение которых судьба водила их вдалеке от Лаленбурга, это совершенно выветрилось из головы. Гензель напряг память, но ничего толкового из нее выудить не сумел, лишь смутные обрывки — «всем подданным короля» и «высочайше благоволит».
— Значит, ее все еще не нашли… — спокойно констатировала Гретель.
— Не нашли, сударыня ведьма. Хотя искали ее шесть лет, денно и нощно. Как только она пропала, я издал указ. Ее искали все. Королевская гвардия, лесники, горожане и стражники. Ремесленники и крестьяне. Священники и челядь. Долгих шесть лет… Сперва добровольцы приходили ко мне по сотне в день. Они были уверены, что легко нападут на след. И в самом деле — далеко ли может сбежать из дворца одиннадцатилетняя принцесса?
— Видимо, далеко.
Король поднялся с трона — тяжело, будто статуя, впервые за много лет оторвавшаяся от своего постамента, — и прошелся вдоль зала. Оказывается, он был не так уж и высок, почти вровень с Гензелем. Однако этого легко можно было не заметить благодаря его царственной осанке и особенной, исполненной благородства грации. Он двигался мягко, но в этой мягкости не было ничего такого, что позволяло бы заподозрить слабость. Напротив, это были мягкие движения взрослого льва, неторопливо обходящего свои владения.