Генрих Гейне
Шрифт:
Он пишет статью о романтизме, которая появилась в 1820 году в «Рейнско-Вестфальском вестнике», и, прославляя Шлегеля и ставя его на ряду с Гете, резко протестует против желания романтиков превратить поэзию в «томную монашенку или гордящуюся своими предками рыцарскую амазонку». По его мнению, освободившаяся Германия не должна позволить распинать свой дух попам или дворянам-властителям. «Немецкая муза должна стать снова свободной, цветущей, непосредственной, честной немецкой девушкой».
В одном из своих писем Гейне сообщает, что он «набил животы всем девяти музам».
Грубоватая острота имела под собой почву. Гейне усердно работал
Трудно сказать, что именно заставило Гейне отказаться от дальнейших занятий в Бонне. Но зимой того же, 1820 года, он перебрался в Геттинген, чтобы продолжать изучение юриспруденции в старинном университете «Георгия-Августа».
Бонн, каков бы он ни был со своей жалкой туманно-либеральной и националистической оппозицией, - все же был местом, где ютилась какая-нибудь наука и где желавшие работать студенты жили в трудовом и дружеском контакте со своими профессорами.
Не то было в «Георгии-Августе», где господствовал сухой педантизм, а вокруг, в стенах города, жили узколобые мещане, погрязшие в ничтожной обывательщине.
Когда Гейне осенью 1820 года приехал в Геттинген, «город, прославленный своими колбасами и университетом», он увидел, что Геттинген имеет серый, старчески-умный вид и «доверху набит адвокатами, педелями, диссертациями, танцевальными залами, прачками, жареными голубями, гвельфскими орденами, чубуками, надворными советниками, профаксами и всякими другими факсами».
Геттингенские студенты произвели неприятное впечатление на Гарри своей «напомаженностью», своими надоедливыми лицами, и мало привлекательны были для него старые профессора, которые высились несокрушимо, подобно египетским пирамидам с той только разницей, что в этих университетских пирамидах не было сокрыто никакой университетской мудрости.
Гарри сразу относится сатирически к мещанскому городу и педантически скучному университету с его закостенелым укладом. В письме к Фридриху Штейману (от 29 октября 1820 года) Гарри жалуется, что ему не по себе в этом «ученом гнезде» и характеризует убожество геттингенского студенчества тем, что из тысячи трехсот студентов только девять слушают лекции по старогерманскому языку и интересуются духовными реликвиями своих предков.
Отсюда, из Геттингена, Гейне обращается к известному издателю Брокгаузу с предложением издать книгу стихов. Он просит Брокгауза лично ознакомиться с его рукописью, которая, «хвала творцу, почти одобрена Шлегелем».
Извиняясь за незначительный размер сборника, Гейне делает интереснейшее признание: «Так как прискорбные обстоятельства вынудили меня оставить под спудом все стихотворения, которым можно придать какой-либо политический смысл, я поместил в этом сборнике по большей части лишь вещи эротического характера, и сборник поневоле вышел тощим». Брокгауз не принял предложения Гейне, и сборник не был издан. Пребывание Гейне в «ученом гнезде» оказалось недолгим. Во время обеда в харчевне «Английский двор» Гейне поспорил со студентом Вильгельмом Вибелем и, разгоревшись до невероятия, вызвал Вибеля на дуэль. Тут же были найдены секунданты, и местом дуэли был избран Мюмден.
Проректор университета,
Новое обострение отношений, толки и перетолки в стенах «Георгии-Августы». Университетский куратор вмешивается в «громкое дело» и дает авторитетное разъяснение: «Дуэль была пресечена внешним образом, а не вследствие примирения противников, посему главный виновник преступления, студиозус Гарри Гейне, подвергается на шесть месяцев изгнанию из города».
Это случилось в феврале 1821 года. Гарри спешно сносится с родителями и дядей, спрашивая, что ему предпринять, в каком городе продолжать учение. Он надеется, что этим городом окажется Берлин.
Так оно и было. В апреле 1821 года почтовая карета высадила Гарри Гейне в прусской столице, неподалеку от Унтер ден Линден, главной артерии города.
Между двадцатыми и тридцатыми годами в политической и культурной жизни Германии - безгласность, застой, постепенное ч неуклонное вырождение романтической реакции.
Только одна великая фигура высится над этой унылой равниной духовного убожества. Это - знаменитый философ Георг-Фридрих-Вильгельм Гегель.
В умственной жизни Германии он занимает господствующее положение, он с кафедры Берлинского университета приводит к единству наследие немецкого философского идеализма, как некий диктатор мыслящей Германии.
В его философии есть двойственность, характерная для той раздвоенности класса, выразителем которого был Гегель. Вследствие этой раздвоенности реакция и революция одинаково щедро черпали из богатого источника его мышления. Фридрих-Вильгельм III видел в гегелевской философии оправдание политической и социальной реакции и считал его философию прусской государственной философией, а Фридрих-Вильгельм IV видел в философии Гегеля зародыши нечистого, мятежного начала.
Гегель уцелел от преследований правительства, считавшего что положение Гегеля: «Все, что разумно,- действительно, и все, что действительно.
– разумно», является оправданием прусской государственности. При этом королевское правительство отбрасывало в сторону основную пружину философии Гегеля - диалектический метод, который раскрывает революционные стороны этой философии. «Разумность действительного», то есть прусской монархии при данном социально-экономическом положении, пожалуй, могла быть выведена из «Философии права» Гегеля, потому что идеал правового государства, построенный философом, являлся отражением современного ему прусского государства.
Но сторонники консервативной концепции Гегеля забывали, что для Гегеля не существовало понятия «бытие» без понятия «ничего», и из борьбы между ними возникает высшее понятие - процесса развития, «становления». В одно и то же время все и существует и не существует, потому что все постоянно течет, изменяется, возникая и проходя. Отсюда ясно, что при различии самосознания немецкого народа уже не монархия является «разумной», а борьба с ней во имя действительно разумного устроения немецкого народа.