Генрих IV

Баблон Жан-Пьер

Оставшуюся часть дня король проведет в развлечениях или в упражнениях, а во время обеда будет беседовать на разные полезные темы с членами Совета, дабы узнать, какие решения должны быть приняты или что было сделано в соответствии с уже принятыми решениями, подписать последние депеши. Если Его Величество обедал в 10 или 11 часов, он может ужинать в 6 или 7 часов и удалиться к себе в 10 часов. Все время после ужина у него свободное, и в 9 часов к нему в опочивальню придет священник для молитвы… Весь двор должен следовать его расписанию, так как каждый подданный даже в частной жизни должен ему подчиняться. Если он хочет показать своим и чужим, что порок ему претит, нужно, чтобы он не разрешал ему поселиться в своем доме, удаляя от себя людей бесчестных и приближая добродетельных и честных, пресекая любые дурные поступки и всеми средствами поощряя людей, послушных Богу». Кажется, что слышишь слова Жанны д'Альбре.

В первую очередь следовало урегулировать отношения короля Наваррского с протестантскими церквами Франции. В них была его главная сила. Став «защитником» церквей после бегства из Парижа исключительно

благодаря принадлежности к старшей ветви Бурбонов, Генрих, председательствуя на ассамблеях в Монтобане в 1579, 1580 и 1581 гг., мог убедиться в миролюбивых настроениях делегатов, в большинстве своем выходцев из городской буржуазии, стремящейся восстановить разоренное хозяйство страны и не требующих сохранения укрепленных городов как залога безопасности. Ассамблея 1581 года выказала еще большую приверженность населения к такой политике, тем более что 34 депутата были избраны не провинциальными ассамблеями, а синодами, то есть региональной опорой кальвинистского вероисповедания.

Ассамблея в Сен-Жан-д'Анжели, созванная по приказу короля Наваррского и с одобрения короля Франции (это последнее условие было обязательным), состояла из 18 депутатов, избранных как провинциальными ассамблеями, так и синодами. На ней присутствовали также Конде, Роган, Сегюр, Салиньяк и Пласса, члены Совета короля Наваррского.

Второй задачей было завоевание европейского дипломатического торжища. В противовес послам Генриха III гугеноты были представлены бестолковым и скандальным принцем Конде, чьи высказывания в адрес кузена, как правило, были не слишком лестными. Морней начал изменять образ короля Наваррского при английском дворе, который он хорошо знал, проведя там полтора года в 1577–1578 гг., а потом в 1580 г. Моральное влияние Елизаветы Английской на протестантский мир было огромным. Она здесь считалась наивысшим авторитетом. Для французских гугенотов Англия, единственный оплот против испанского крестового похода, всегда была надежной опорой. Но в 1580 году королева Елизавета выразила Морнею свое крайнее неудовольствие последними известиями из Франции и, в частности, бессмысленной «войной влюбленных», начатой без определенных целей. Однако ему удалось получить финансовую помощь, когда в Лондон в свою очередь прибыл Конде, тоже в надежде получить стерлинги, и к своему неудовольствию встретивший там Морнея. Разгневанная Елизавета взяла назад все обещания. Конде потребовал, чтобы Морней покинул Англию одновременно с ним, боясь, что тот сможет переубедить королеву.

Вернувшись в Гасконь, Морней, наученный горьким опытом, попытался одержать верх над Конде. В мае 1583 г. он направил английскому послу лорду Уолсингему настоящий рекламный проспект достоинств своего государя: «В короле Наваррском каждый замечает крепость тела, живость ума и личную храбрость. Это материал, из которого лепятся величайшие монархи… Кроме того, вот уже несколько лет, как он усвоил привычку полностью полагаться на советы самых благоразумных и добропорядочных людей Франции, и это дает надежду всем, что Господь сподобил его совершить в нашем веке великие деяния с Его помощью и к вящей Его славе… В этом причина того, что все добрые французы начинают устремлять к нему взоры». Далее следуют доказательства его политических, государственных и финансовых способностей. Генрих — полноправный суверен, а не виконт Беарнский. Своей верховной властью он обязан положению защитника протестантских церквей Франции, моральной поддержкой — пасторам. Генрих поручил Морнею, чтобы тот поручил синоду, собравшемуся в июле в Витри, выбрать нескольких «ученых и скромных» священников для сопровождения своих послов в протестантские страны. На самом деле в Европу направился один-единственный посол, но в большое турне по европейским странам. Это был его верный соратник Сегюр-Пардальян, с поручением агитировать за объединение всех протестантских сил. Эта «Христианская республика» как антитеза Священной Римской Империи должна была находиться под покровительством королевы Англии и короля Наваррского. Так планировалось укоренить Реформацию во всех ее проявлениях — лютеранстве, кальвинизме и англиканстве — во всей Европе.

Сегюр вначале посетил Шотландию, где был принят сыном Марии Стюарт Яковом VI, воспитанным в протестантской вере; он был основным претендентом на руку принцессы Наваррской — во всяком случае, по замыслу Генриха. Затем он поехал в Лондон, а оттуда в Нидерланды — к Вильгельму Оранскому. Потом объехал германо-скандинавский регион, где исповедовали аугсбургскую религию. Сначала он посетил шведского короля Иоанна III и призвал его уладить споры между шведскими протестантами, а также отвергнуть предложения «римского антихриста» — так Генрих называл Григория XIII после Варфоломеевской ночи. Далее он отправился к одному из столпов лютеранства — курфюрсту Саксонскому Августу Благочестивому. Письмо, направленное ему Генрихом, было проникнуто глубоким почтением. Другие послания были адресованы наследному принцу Швеции Фридриху II Датскому и даже императору Рудольфу II Габсбургу. Последний был типичным кабинетным ученым и не представлял особой опасности. Переписка со Швейцарией была более оживленной по трем причинам. В то время Женева считалась кальвинистским Римом, столицей догматического протестантизма. Кроме того, благодаря богатству беженцев она стала крупнейшим банковским центром. Наконец, швейцарские кантоны были самым большим в Европе резервуаром солдат, готовых драться за того, кто заплатит. Их использовал как Христианнейший король, так и гугеноты.

Марго у позорного столба

Усиливая свою самостоятельную политику, Беарнец начал отмежевываться от французского двора. Он использовал против Генриха III любой,

самый незначительный повод. Первый из них можно объяснить только желанием при первой же возможности стукнуть кулаком по столу. Маргарита Валуа вернулась в Фонтенбло с Фоссезой. Ее роман с королем, потом роды — получили огласку. Екатерина Медичи, как правило, закрывала глаза на любовные похождения своих дам, когда они оставались тайной, но не прощала публичного скандала. Она потребовала удаления Фоссезы, которая была отослана к своей матери. Известие об этом дошло до Гаскони в мае 1532 г. Хотя страсть Генриха давно угасла, он тем не менее решил устроить скандал. Беарнец послал ко двору своего шталмейстера Антуана де Фронтенака, и тот выполнил поручение в таком дерзком тоне, что Екатерина, Генрих III и Маргарита были ошеломлены. Раз в Париже так обращаются с дорогим ему существом, король Наваррский не ступит туда ногой. Даже в гривуазной атмосфере французского двора эта речь в защиту старой связи, грубо адресованная мужем законной жене, была воспринята как недопустимая дерзость. «Приказывая мне держать при себе девицу, — ответила ему жена, — от которой у вас был ребенок, вы наносите мне двойное оскорбление. Вы пишете мне, чтобы я сказала, что раз вы ее любите, стало быть, ее люблю и я. Это было бы еще приемлемо, если бы речь шла об одной из ваших служанок, но не о вашей любовнице». Екатерина, до сих пор никогда не бранившая зятя за беспутство, взялась за перо: «Сын мой, я никогда не была так поражена, как услышав обвинения Фронтенака, которые он произнес в присутствии многих лиц в адрес вашей жены, сказав, что делает это по вашему приказу. Правда, он мне признался, что не знает, какая причина побудила вас к этому, принимая во внимание, что вы при отъезде моей дочери попрощались с Фоссезой как с той, которую вы не надеетесь больше увидеть… Вы не первый молодой муж и не самый благонравный в подобных вещах, но я считаю вас первым, кто после такого незначительного случая приказал произнести такие слова своей жене… Так не подобает обращаться с порядочными женщинами, да еще такого происхождения, оскорблять их в угоду шлюхе и обращать к ним такие речи, каких я, признаться, от вас не ожидала».

Второй, более серьезный, скандал с двором произошел в 1583 г. Генрих III был недоволен возвращением своей сестры. В то время он попал под влияние двух своих фаворитов, герцогов Жуайеза и д'Эпернона, которым он ни в чем не отказывал. Второму он с удовольствием отдал бы наместничество в Гиени и руку принцессы Наваррской. Маргарита регулярно информировала мужа о событиях при дворе, чтобы заманить его в Париж. Она язвительно высмеивала обоих герцогов, выскочек незнатного происхождения, которых она презирала, а также нравы своего брата. Поведение Маргариты тоже не было безупречно — она снова встретила своего бывшего любовника, красавца Шамваллона, «свое солнце», своего «паладина и раба», и стала преследовать его своими домогательствами, даже когда он решил жениться.

Кризис разразился летом 1533 г. Генрих III переживал тогда приступ мистицизма, увеличив число паломничеств и процессий, которые он чередовал с лечением от бесплодия на водах. Одержимый идеей укрепления римской католической церкви и проблемами, связанными с его престолонаследием, он осудил действия своего брата в Нидерландах. 3 июля он узнал, что Месье набирает новые войска и, возможно, при сообщничестве Маргариты замышляет его гибель. Реакция этого слабовольного и импульсивного человека была неистовой. Его гнев пал на Маргариту. В прошлом месяце он уже попросил сестру удалить за распутство двух ее придворных дам, мадам де Бетюн и мадам де Дюра, и вернуться к мужу, но она этого не сделала. 4 августа он написал Генриху, что требует отъезда этих двух дам «как опасной нечисти». Через три дня он повторил свой приказ сестре покинуть Париж и послал двух стражников обыскать жилище Шамваллона.

Не говоря уж о знаменитом эпизоде в Лувре, когда Генрих III во время бала прилюдно оскорбил сестру, последний приказ короля поверг всех в изумление. Маргарита, как побитая собачонка, отправилась по дороге на Гасконь, а дамы удалились по другой дороге. Генрих III, в тот же день уехавший на воды в Бурбон-Ланей, встретил по дороге кортеж сестры и снова унизил ее, сделав вид, что не узнает. Эта встреча, по-видимому, воскресила его ярость, так как через некоторое время он послал стражников остановить кортеж королевы Наваррской. Маргариту попросили снять маску, которую она носила во время путешествия, как все знатные женщины, обыскали ее багаж и арестовали слуг. Другие стражники задержали двух дам, которых король лично допросил, интересуясь поведением сестры.

На письмо от 4 августа Беарнец ответил с холодной вежливостью: он давно знает о «скандальном поведении мадам де Дюра и мадам де Бетюн», но так как его жена «имеет честь быть вашей сестрой, я был бы слишком низкого мнения о вашей природной доброте, если бы заботился о ней издалека больше, чем Ваше Величество вблизи». Маргарита, писал он, несомненно, согласится расстаться с ними и сумеет окружить себя «достойными женщинами и мужчинами». Однако, когда страсти улеглись, оскорбление, нанесенное королеве Наваррской, предстало в истинном свете и мужу, и Генриху III, и еще больше ее матери, узнавшей о скандале задним числом. Муж решил потребовать объяснений и 17 августа послал к Генриху III Морнея. Морней попросил короля сообщить ему, «совершила ли королева поступок, стоящий подобного оскорбления», и чьим свидетельствам он поверил, так его государь хочет узнать правду и соответственно встретить жену или как виновную, или как жертву. Смущенный Генрих III извинился за огласку и посоветовал подождать, пока не выскажется его мать, женщина благоразумная, мудрая и безупречной репутации. «В Париже Клермон предостерег Белльевра, верного советчика Екатерины, сказав ему, что король Наваррский не примет жену без убедительных объяснений, которые оправдали бы его перед всеми».