Генрих Третий. Последний из Валуа
Шрифт:
В 1571 году два человека делили между собой любовь и симпатии французов: один – молодой и изящный победитель битвы при Монконтуре, другой – суровый и невеселый человек: тот, кто проиграл эту битву.
Колиньи, превратившийся в символ французского протестантизма, безраздельно властвовал в Лa-Рошели среди своих приближенных и корсаров. Он полностью контролировал выход к океану, к нему в избытке поступало американское золото, отобранное у испанцев, его охраняли две сотни дворян, для которых Колиньи был кумиром, и он пользовался непререкаемым авторитетом в армии, от чего она становилась
В стенах своих замков дворяне-протестанты превозносили его славу и достоинства. Мадам д’Отремон, богатая вдова, покинула гористое Дрофине, чтобы предложить Колиньи свою любовь. И в начале лета адмирал, овдовевший три года назад, сочетался с ней браком.
Ему недавно перевалило за пятьдесят. Но несмотря на усталость и ранения, Колиньи совсем не был похож на седовласого патриарха, каким его рисует легенда. Он считался истовым патриотом, но интересы протестантизма всегда ставил превыше интересов Франции, а зверства, чинимые его армией во время кампании 1570 года, заставляют нас поставить адмирала в первый ряд вандалов той эпохи.
Его несомненным достоинством была верность своим убеждениям. Среди мятежников, снедаемых низменной алчностью, Колиньи, честный, достойный, глубоко верующий, возвышался как бронзовый монумент. Адмирал был не чужд известного пуританизма, нетерпимости, жестокости и безмерной гордости. Гордости, тем более уязвленной, что, несмотря на все его таланты полководца и на всю отвагу, победа бежала от него. Как же было не мечтать о реванше?
Уже само существование этого человека делило Францию пополам, создавало государство внутри государства: во главе его стоял адмирал, Лa-Рошель была столицей, сеть протестантских городов образовывала подлинную республику, на которую могло опираться центральное правительство, у этого государства была своя армия, своя политика, часто противоречащая политике короля Франции, своя дипломатия.
Верная великому принципу единства нации Екатерина не могла допустить существования этого второго государства. А поскольку сила оказалась несостоятельной в борьбе с ересью, королева-мать еще раз прибегла к уговорам и пригласила Колиньи ко двору. Довольно долго адмирал не желал ничего понимать. Убедил его Лудовик Нассау, доказавший адмиралу неизбежность большой войны, в которой Франция встанет во главе протестантских государств против Испании, центра католического мира, и завоюет Нидерланды.
Год назад считалось, что монсеньор имел непосредственное отношение к этому плану. Дон Франсес де Алава, посол Испании во Франции, предупредил Филиппа II, что собирается испытать принца, предложив ему корону Нидерландов. Но теперь положение изменилось. Французский двор разделился на две части – королю не терпелось утвердить свою независимость, и военный поход продолжал будоражить воображение монарха; будет несложно уговорить Карла IX выполнить это желание. К тому же срыв переговоров о браке монсеньора и неприязнь короля к брату сыграют свою роль: генерал-интендант не сможет руководить военной кампанией. И если бы герцога Анжуйского заменил глава гугенотов, все предприятие выглядело бы как крестовый поход кальвинистов.
Адмирал начинает внимательнее прислушиваться к тому, что говорит
Королева-мать не оспаривает этих условий и 12 сентября 1571 года дружески встречает адмирала в Блуа. Она любезна, добродушна и, как всегда, полна желания угодить своим гостям. «Мы слишком стары, чтобы обманывать друг друга», – ласково говорит она адмиралу.
Всегда колеблющаяся между суровыми мерами и уступками, королева-мать в этот момент вполне искренне хочет сблизиться с протестантами. И она жестоко карает католиков Руана, выступивших против гугенотов.
После нескольких лет отсутствия Колиньи находит двор сильно изменившимся. И дело не в нравах: его седая бородка и черный камзол и несколько лет назад резко выделялись среди пышных нарядов придворной молодежи. Дело в другом – теперь двор отчетливо разделен на два лагеря: лагерь Карла IX и лагерь монсеньора.
Король по-прежнему был подвержен приступам необузданной ярости. На охоте он почти никогда не пользовался огнестрельным оружием, дабы не лишать себя удовольствия пронзить ножом живую плоть. Казалось, он одержим дьяволом. И тем не менее в нем жило желание верно служить своему народу, творить добрые дела. Но увы, у него не было ни влияния, ни друзей! И только два существа – кормилица-протестантка Нанон и любовница Мари Туше – понимали его. Остальные, во главе с Екатериной, старались отодвинуть его на второй план, противопоставить ему славу младшего брата.
К Екатерине Карл испытывал сложное чувство, состоящее из нежности, страха, злобы и восхищения. Он жестоко страдал оттого, что не был ее любимцем, но не осмеливался ей перечить.
И словно в отместку, с каждой новой обидой, полученной от Екатерины, усиливалась его ненависть к герцогу Анжуйскому. Несколько месяцев Карл верил, что скоро избавится от брата. Разочарование, испытанное им, когда переговоры о браке прервались, превратило его неприязнь к монсеньору в фобию. Он больше не мог видеть улыбающееся лицо того, кто отнимал у него власть, любовь близких, популярность в народе. Однажды монсеньору пришлось почти бегом покинуть покои короля, который уже вынимал кинжал из ножен.
После этого случая Генрих старался не оставаться наедине с братом. Он увеличивает свою личную стражу, и теперь повсюду его сопровождают Виллекье, Дю Гаст, Монтескью, которые под предлогом охраны ограждают герцога Анжуйского от любого не угодного им влияния. Он оказывается окружен людьми достаточно ничтожными, и только два человека – Амио и Мирон – составляют достойное исключение. Но, к сожалению, и они были бессильны примирить братьев-врагов.
Колиньи тут же подлил масла в огонь. Он не скрывает своей неприязни к монсеньору, которому не может простить пристрастия к роскоши и увеселениям, католицизма и – особенно – его военных побед. Король не скрывает радости, узнав, что у него есть такой союзник.