Геологи идут на Север
Шрифт:
— Ничего, прокормимся, — самоуверенно отвечает Мика, похлопывая по винчестеру, безвозвратно перешедшему в его владение.
Я с Егоровым и Тарабыкиным направляюсь к Улахан-Чистаю. Переночевав на границе леса, мы рано утром по чуть заметной тропе двигаемся к водоразделу. Вдруг идущий впереди нас проводник растерянно останавливается и круто поворачивает влево. Я с удивлением смотрю на него.
— Суол мона бар! [8] — показывает он на чуть заметный на галечнике след.
8
Суол
— Дороги нет! — возражаю я. — Вон куда надо идти, — показываю на хорошо заметный пологий перевал.
— Верно, здесь дорога! — кричит Егоров, обнаруживший старинную тропу.
Смущенный Тарабыкин поворачивает к Егорову и ведет нас дальше.
Погода испортилась, идет мелкий холодный дождь, готовый перейти в снег. Низко опустился туман. Нам попадаются два небольших озерка, и мы спускаемся в широкую долину вершины реки Антагычана — большого правого притока Неры, Галечники реки, состоящие из окатанных валунов гранита, белеющих на фоне черных сланцев, с одинокими белыми кварцевыми гальками, меня радуют. В первых же промытых пробах встречаются значки золота, правда, чуть видимые глазом, но значки. Егоров сразу оживляется, но дождь идет и идет. Кружатся отдельные снежинки. Туман сплошной занавесью закрывает ближайшие сопки и движется на нас. Надо спешить к лесу.
— Самыр кале, ардат кале! Дождь идет, туман идет. Однако, юрта назад надо ехать, — уныло ноет мокрый, согнувшийся крючком старик Тарабыкин.
Под такой ежедневный напев мы продолжаем работать, двигаясь вниз по Антагычану. В долине этой реки хорошо видна торная старинная вьючная тропа, по ней полтораста лет тому назад проходил Гаврила Сарычев, ехавший из Оймякона в Верхне-Колымск. Зимой здесь на оленях возят почту в Якутск.
Маршрут, которым шел Черский, остается южнее. Мы находимся в самом центре хребта Черского. Все говорит о том, что мы входим в золотоносную зону, но дня через два придется возвращаться, так как наши продукты на исходе. Я разбираюсь в собранных материалах. Вдруг в палатку врывается Егоров и кричит:
— Сохатый рядом! У реки!
«Теперь можно будет продолжать работы, мяса сохатого хватит надолго», — мелькает у меня мысль.
Вслед за Егоровым я осторожно выхожу из палатки и вижу в тальниках характерную губастую морду сохатого, безмятежно обкусывающего ветки. Из-за шума реки он нас не слышит. Первым стреляет Егоров, за ним я. Сохатый делает огромный скачок и исчезает в кустах.
— Промазали, — огорченно говорит Егоров, осматривая место, где стоял зверь.
Наш «провиант» ускользнул из-под носа. А продукты у нас на исходе. На следующий день возвращаемся обратно.
— Только зацепились за золото, приходится возвращаться, — сокрушается Александр.
— Ничего, на следующий год мы придем сюда на весновку, — утешаю я его.
Шестого сентября мы, наконец, добрались до юрты Тарабыкина. Но отряда Асеева до сих пор нет. Меня это сильно беспокоит. Ведь я знаю, что продуктов, да еще при аппетите Мики, у них давно уже нет.
Но Мика появляется на следующий день. Его невозможно узнать, он весь оборван, как-то согнулся, щеки обросли щетиной и ввалились, движения вялые, куда девался его самоуверенный Громкий голос.
— Мика, что с тобой?
— Жрать! Дайте скорее! Я умираю от голода, — слабым, чуть слышным шепотом говорит он, садясь за стол, и с жадностью начинает есть все, что ему подают.
Якуты с удивлением смотрят на «Улахан киги» — большого человека, как они зовут Мику, восхищаясь его аппетитом.
Пережевывая,
— Каюсь, увлекся. Сто пятьдесят километров вниз по реке отмахали. Почти до устья. Никакой слюды не нашел у Красной горы. Все рассчитывали барана убить. Но хотя бы утку или куропатку встретили. Пусто, голодно. Дичи нет. Первый раз такие дикие места встречаю. А тут Сергеев говорит мне: «Две банки мясных консервов осталось и малость муки». Вспомнил ваш совет не зарываться и повернул обратно. Двести десять километров — это пять — шесть дней надо было топать обратно. А тут еще лошадь потеряла две подковы и хромать начала. Беда в общем… Из последней банки консервов наш шеф-повар Сергеев сварил замечательный суп, а чтобы был погуще, решил заправить его крахмальной мукой. Перепутал старик мешочки и заправил его содой. Но героически съел его один — не пропадать же добру, — смеется Мика.
— Дальше три дня мы шли на подножном корму: ягоды, киселек из ягод ели да подмороженными грибами питались. Пробовали кашу варить из ягеля, но даже Сергеев решил, что это только олени могут есть.
Насытившись, Мика укладывается на боковую. Слепцов и Сергеев молча закуривают.
Десятого сентября мы выходим из поселка. До базы экспедиции двести пятьдесят километров тропой, которой шел Черский.
В верховьях Зырянки нам попадается множество пестрых сусликов. Они сидят столбиками у своих нор, наблюдая за нами, и с удивленным свистом исчезают при нашем приближении.
Останавливаемся на ночлег.
— Надо набить сусликов на зимние шапки. Восемнадцать штук потребуется на три шапки, — загорается Мика. И с места в карьер приступает к избиению сусликов из «малопульки». Александр и Слепцов едва успевают обдирать шкурки. Через час восемнадцать шкурок сушатся на рогульках.
— Аппетитно выглядят, — говорит Мика, рассматривая ободранные тушки. — Прекрасное будет жаркое.
Через два часа готово ароматное жаркое. Все от него отказываются. Я съедаю одну тушку. Действительно, вкусно. А Мика разделывается с остальными. В следующие два дня это блюдо действует на него, как хорошая доза касторки.
В Угольной мы встречаем Раковского, бегло докладываем ему о результатах работы. Хвалиться нам особенно нечем. Но нас не покидает надежда. Мы должны, во что бы то ни стало должны найти богатые промышленные месторождения металла.
Конец апреля. Наши Потапов и Тарабыкин долго совещаются, как безопаснее спустить нарты с грузом в долину реки Бурустаха. С трудом мы только что пересекли бесснежное голое плоскогорье Улахан-Чистай. Старики-каюры отпрягают оленей, привязывают на полозья веревки-тормоза и начинают спуск. Но снега на спуске почти нет, и нарты вообще не скользят вниз. Чрезмерная осторожность оказывается лишней. Сконфуженные, наши проводники снимают тормоза, запрягают оленей, и мы благополучно спускаемся в долину.
На берегу реки облюбовываем место для весновки. Разгружаем нарты. Устанавливаем палатку и устраиваемся на ночлег. Утром Мика уезжает с каюром обратно в Кыгыл-Балыхтах. Весной он приведет нам восемь лошадей с каюром. Мы с Александром остаемся вдвоем на весновку.
Мы должны продолжать работы предыдущего года в правобережье реки Неры, центральной части хребта Черского. В задачу нашей партии входит также съемка верховьев рек Неры, Рассохи и Омулевки, чтобы ликвидировать «белое окно» на карте работ Верхне-Колымской экспедиции. Нам также надо обнаружить месторождение слюды, образцы которой мы видели в окнах юрт.