Геологическая поэма
Шрифт:
Когда вертолет пошел на снижение, время уже близилось к двум. Сквозь множащиеся разрывы в облаках солнце пятнало землю лучами, отчего казалось, что в тех местах кто-то протирает влажной тряпкой пыльное покровное стекло, гасившее краски. Внизу, прямо под вертолетом, конвейерно плыли серые крыши домов, коричнево-зеленые прямоугольники приусадебных участков, улицы с редкими пешеходами и одной-двумя машинами. Несущий винт отмахивал последние сотни метров.
Пока МИ-4 медлительно заходил на посадку, а затем, держась на предельно малой высоте, скользил в дальний угол летного поля, где была вертолетная стоянка со специальными
Наконец вертолет мягко коснулся четырьмя своими колесами бревенчатого настила. Валентин, не дожидаясь, пока бортмеханик спустится из кабины, сам открыл дверцу и выскочил наружу. Невольно пригибаясь под пролетающими над головой с тяжелым шелестом лопастями, он отбежал в сторонку, прощально помахал пилотам, все еще сидящим у штурвалов, и легкой рысцой припустился вдоль края обнесенного жердями летного поля, более похожего на какой-нибудь телячий выгон, чем на место, где приземляются и поднимаются летательные аппараты.
8
Мимолетно улыбаясь и на ходу отвечая на приветствия знакомых, Валентин проскочил в крохотный зал ожидания. Там, у закрытого окошечка кассы, томилась очередь. «Худо дело», подумал он, открыл дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и ринулся вверх по скрипучей лестнице на второй этаж, где размещалась диспетчерская.
В иные моменты в диспетчерской бывало весьма оживленно, но сейчас там царила относительная тишина, нарушаемая лишь скорострельным писком морзянки. Диспетчер, мужчина лет за пятьдесят, худой и высокий, с плохо гнущейся левой рукой — следствие фронтового ранения, когда он летал в истребительной авиации, — сидел за пультом вполоборота ко входу. Не дав Валентину и рта раскрыть, он громогласно упредил:
— Смотрю — что за пижон шпарит с вертолетной стоянки? А это вон кто, оказывается! В город?
— В город, Кузьмич. Нужда — во! — Валентин полоснул себя ладонью по горлу. — Сам же видел — из Гирамдокана па вертолете добрался, спецрейсом.
— Знаю, вижу! — табачным голосом отозвался Кузьмич. — А теперь погляди: вон стоит двенадцатикресельная машина, — он указал рукой на серебристый АН-2.— Она уже под завязочку. А вон та, зеленая, еще неизвестно, пойдет ли сегодня в город. А внизу у кассы мается полтора десятка душ, видел?
Валентин кивнул.
— То-то! Тебя посажу, а другие что скажут? У меня что, глаза вовсе уж обмороженные?
— Ну чего ты зря нервничаешь, Кузьмич? Ведь все равно же отправишь меня, — Валентин задушевно подмигнул и присел к столу, на котором под толстым плексигласом лежала крупномасштабная карта района.
— Да? Интересно, почему это? — ворчливо спросил Кузьмич.
— Потому. Министр геологии прилетел, ждет меня в городе.
— Да ну? — седые кустистые брови диспетчера полезли вверх.
— Ага. И министр гражданской авиации тоже. Оба ждут меня
— Жулик, министр внутренних дел по тебе скучает! — Кузьмич заперхал, полез за папиросами. — Так и быть, помогу, но — учти! — в последний раз это! Приучил я вас, геологов… хотя, с другой стороны, все же свой брат… Минут через десять командир сюда заглянет, Вася Трепалин, так я его попрошу, чтобы он взял тебя тринадцатым пассажиром. Вася сегодня вдвоем со своим вторым пилотом прилетел, так ты сядешь в кабину вместо бортмеханика… А сейчас жми в кассу за билетом — скажешь, что я разрешил.
— Спасибо, Кузьмич! Ящик пива привезу тебе из города!
Валентин ссыпался вниз и, решив, что касса пока обождет, побежал в соседний домик, где находилась пилотская гостиница. Там в коридорчике стоял телефон, с которого можно было без помех позвонить начальнику экспедиции.
Ревякин оказался у себя.
— Слушаю, — послышался в трубке знакомый, чуть заикающийся голос.
— Здравствуйте, Леонид Михалыч, Мирсанов говорит.
— А, привет, привет! Видел я из окна, что вертолет пришел. Ну рассказывай, что там у вас стряслось.
— Ничего, Леонид Михалыч, все в порядке… Я прямо сейчас, минут через десять, улетаю в город. Вернусь завтра-послезавтра и все объясню…
— Что объяснишь? — Голос Ревякина стал тревожен — Летишь в город? Зачем? С Данил Данилычем что-нибудь?
— Нет, отец в норме… Важное дело… срочное… По телефону не расскажешь…
— Странно, странно… — с неудовольствием проговорил Ревякин. — Ну что ж… подождем до твоего возвращения. Надеюсь, причины у тебя достаточно веские… До свиданья!
Итак, это была отсрочка. Такой результат пока вполне устраивал Валентина, и он с облегчением положил трубку.
Направляясь за билетом, он быстренько еще раз просмотрел мысленно все свои дальнейшие действия, вплоть до такой на первый взгляд мелочи, как необходимость запастись сейчас в кассе двухкопеечными монетами: прилетев в город, он намеревался сразу же из аэропорта позвонить по телефону-автомату в несколько мест.
Когда объявили посадку, Валентин примкнул к выходящей на летное поле группе и вспомнил, что он — тринадцатый пассажир. Он тут же подумал о пресловутой суеверности летчиков и почти всерьез засомневался, согласится ли командир взять его. Однако Вася Трепалин, высокий флегматичный блондин, спокойно подвесил между пилотскими креслами широченный ремень и жестом указал: «Садись!»
Взлетели. Воздушные потоки, будто испытывая на прочность, несколько раз жестко встряхнули машину. АН-2, легкий и крепенький, как байдарка, настойчиво продирался вверх. Буйствовал мотор, прозрачный винт рубил воздух. Высота уже не ощущалась как высота — она незаметно превратилась в расстояние до земли.
Облака, еще час назад сохранявшие некое мрачное единство, уже распались. Их растеребило, распушило, выбелило, и солнце ныряло в них, как огненный колобок в новогодних сугробах. Только с одного из облаков далеко впереди, под углом к курсу самолета, косо свешивалась дымчато-серая кисея дождя. Сквозь лобовое остекление кабины открывался черт знает какой простор, наполненный голубизной, слепящим светом и как бы острым морозцем от снежной белизны облаков. И среди этого ошеломительного простора скромняга АН-2, честно выжимающий свои сто восемьдесят километров в час, казался висящим на одном месте.