Георгий Иванов
Шрифт:
(«Столица спит. Трамваи не звенят…», 1914)
В июле ему довелось побывать в соседнем городке Лиде. В справочнике о нем говорилось: уездный город Виленской губернии на реке Лиде. 15 тысяч жителей, 4 лечебницы, 1 библиотека, 6 низших учебных заведений, 180 промышленных заведений с 600 рабочими.
Он вышел из вагона, сиреневый с розоватым отливом вечер опускался на город. Прошелся по мощеной главной улице. Она была полна гуляющими. Одетые как на праздник, люди фланировали по правой, солнечной стороне улицы. И провинциальная толпа, и выделявшиеся на ее фоне франты, и освещенная червленым
Через три дня — другая из ряда вон новость, которая уже не поразила. Сообщалось, что войну России объявила Австрия. «Я и теперь еще не отошел как следует. Вот утром, высплюсь и ничего — чувствую себя "акмеистом", а потом как раздумаюсь… придумать ничего не могу, но ужас берет», — писал он Алексею Скалдину.
Уезжал он на литовскую станцию Гедройцы из города с названием Петербург, а вернулся в конце августа в Петроград. Столица России по высочайшему указу с 18 августа называлась по-новому.
Кто из поэтов не писал тогда военных стихов! Первым выступил Владимир Маяковский — уже 21 июля он читал на митинге свое стихотворение «Война объявлена». В газетах стали часто появляться военные стихи Федора Сологуба. Анна Ахматова написала «Июль 1914»:
Сроки страшные близятся. Скоро Станет тесно от свежих могил. Ждите глада, и труса, и мора, И затменья небесных светил.Но ее голос прозвучал в те дни диссонансом — повсюду главенствовала уверенность в близкой победе. В общественных настроениях замечался подъем патриотизма и воодушевление. Что касается настроения Георгия Иванова, то если его определить одним словом, слово это — бодрость.
Какая бодрость золотая И жизнь и счастие во мне!(«Благословенные морозы…», 1914)
В начале войны преобладала атмосфера легкомысленной романтики. Игорь Северянин благословил войну: «Когда отечество в огне, / И нет воды — лей кровь как воду… / Благословение народу! / Благословение войне!» Прошло всего несколько месяцев, и была издана целая антология «Современная война в русской поэзии». В ней собраны стихотворения, появлявшиеся в газетах и журналах чуть ли не со дня объявления войны. Кого только в этой антологии нет — Щепкина-Куперник, Тэффи, Агнивцев… И среди них Георгий Иванов. В сентябрьском номере далекого от войны и политики «Аполлона» напечатаны его стихотворения «Павшим гвардейцам» и антигерманское «Насильники».
Насильники в культурном гриме, Забывшие и страх и честь. Гордитесь зверствами своими — Но помните, что правда есть…Он участвует в альманахах «Отзвуки войны», «Солнечный путь», «Петроградские вечера», «Альманах стихов». Некоторые из них были благотворительными, как «Пряник осиротевшим детям» (сборник в пользу убежища «Детская помощь»). Или «Зеленый цветок», вышедший в апреле 1915 года с объявлением: «Доход с настоящего сборника поступает в пользу лазарета для раненых воинов». Эпиграфом были взяты слова Зинаиды Гиппиус, о которых через два-три года она сама не могла подумать без иронии:
Зеленолистому цветку привет! Идем к Зеленому дорогой красной…Среди участников альманаха несколько имен в литературе весьма случайных. Но рядом с дилетантскими опусами напечатаны
В те годы Георгий Иванов публикует в «Аполлоне» критические обзоры военных стихов, а в основанном незадолго до того журнале «Лукоморье» сам выступает с военными стихами чуть ли не в каждом номере. Одновременно он печатается в еженедельниках «Солнце России», «Аргус», «Огонек».
Итогом этих публикаций стал его сборник «Памяти» славы». Название выспренное, стихи звонкие, их содержание оптимистическое. Такого оптимизма в его творчестве не проявлялось ни до, ни после. Его недавний близкий друг Скалдин («милый Алексий») саркастически назвал «Памятником славы» трактир в своем загадочном романе «Странствия и приключения Никодима старшего». Один из побочных героев романа, актер-комик с двойной фамилией Иванов-Деркольский, посещает трактир «Памятник славы». Мало ли Ивановых на Руси, а вот Деркольский кое-что уточняет: переводе с немецкого — капустная голова, а еще проще – дурья башка. Такова была реакция Скалдина на патриотический сборник стихов своего друга.
Один критик полемизировал с Георгием Ивановым, но не конкретно по поводу «Памятника славы», а в связи с военной темой в литературе вообще. Он писал, что такие журналы, как «Современник», «Современный мир», «Вестник Европы», сходятся в том, что на их страницах замечается «падение наших мастеров чеканной формы»: «То, что для других холод и тлен, падение и провал, то самое в глазах г. Г. Иванова — жизнь и возрождение».
Тайную пружину этой полемики разглядеть легко. Критические стрелы в сторону Георгия Иванова направлял никому не ведомый М. Неведомский из «Современника», журнала, занявшего пораженческую позицию. В нем сотрудничали марксисты – Плеханов, Мартов, Луначарский, Бонч-Бруевич, Ортодокс, А. Богданов, В. Базаров – те, кто был готов видеть Россию даже под германским сапогом, лишь бы пала монархия.
Георгий Иванов ответил М. Неведомскому статьей «"Стихи о России" Александра Блока» в «Аполлоне»: «Сердито и пространно полемизирующий с нами критик из толстого журнала по поводу статей наших о "военной поэзии", между прочим, говорит: "Отмечу, что наиболее талантливый и искренний из наших символистов А. Блок целомудренно молчал на тему о войне". Козырь почтенного критика оказался битым. Молча Блок подготовил именно книгу "военных" стихов — мы смело скажем, лучшую свою книгу». Были и добрые отзывы о «Памятнике славы». В «Ниве», самом распространенном русском журнале тех лет, рецензент писал: «В книжке Г. Иванова почти нет технических недостатков». Самым лучшим стихотворением в книге автор рецензии назвал «Песню у веретена»: «Такую гибкость фантазии приятно видеть в молодом авторе». В согласии с Гумилёвым и другими критиками, писавшими о Георгии Иванове, автор рецензии считает, что поэту всего более удается «изобразительная сторона». Гумилёву же понравилось стихотворение «Как хорошо и грустно вспоминать…». Отозвался он о нем с большой похвалой и полностью процитировал его в своей статье в «Аполлоне»:
Как хорошо и грустно вспоминать О Фландрии неприхотливом люде: Обедают отец и сын, а мать Картофель подает на плоском блюде. Зеленая вода — блестит в окне, Желтеет берег с неводом и лодкой. Хоть солнца нет, но чувствуется мне Так явственно его румянец кроткий. Неяркий луч над жизнью трудовой, Спокойной и заманчиво нехрупкой, В стране, где воздух напоен смолой И рыбаки не расстаются с трубкой.