Герберт
Шрифт:
– Пойди ко мне в комнату и получи подарок - он на столе, а я пока уберу у тебя. И потом, Герберт, кого бы ты хотел видеть у себя в гостях?
– Никого, бабушка, абсолютно никого.
– Но я все же кое-кого пригласила.
Герберт хорошо знал весь состав приглашенных. Старый фон Зайц, если будет хорошо себя чувствовать; директор писчебумажного магазина, еще две постоянно улыбающиеся старушки, древние приятельницы бабушки, они принесут домашний пирог, и за весь вечер к нему никто не притронется, а потом этот пирог отдадут Цезарю. Больше, наверное, никто и не придет, а я позову Бербель, последний раз мы стояли и разговаривали целых десять
Было уже начало двенадцатого, когда он вышел на улицу. За десять минут он дошел до ее дома, по рассеянности чуть было не попав под машину, которая неожиданно вывернула из переулка. Он стоял у подъезда и раздумывал: в последнюю встречу он записал номер ее телефона, но из дома позвонить не догадался, а рядом с ее домом не нашлось автоматной будки. Герберт стоял, прислонившись к стене, и разглядывал мостовую. Сколько ног, сколько колес прошло и проехало по этой мостовой, сколько признаний откровенных и лживых слышали эти камни... Герберт ходил около подъезда - три шага вперед, три назад; на него стали обращать внимание: он был красивым мальчиком в хорошей одежде, а это почти всегда привлекает внимание. Эх, Герберт, в свой день рождения ты не хотел праздника, радость была для тебя заключена в разговоре и встрече с девушкой.
Он пересек улицу, повернул за угол и направился к телефонной будке, которую занимала высокая крупная женщина, одетая в черное платье. Дверь будки оставалась открытой, и он слышал, как женщина рассказывала кому-то о кроликах, о том, как их лучше содержать и чем кормить. Она поминутно перекладывала телефонную трубку из правой руки в левую. Распущенные по плечам волосы создавали впечатление, что за ними скрывается грубоватое лицо - под стать всей фигуре. Однако, зайдя с другой стороны, Герберт увидел сморщенную вытянутую мордочку, сильно напоминающую лисью, и вовсе не грубую, а, пожалуй, даже жалкую. Но вот женщина снова повернулась спиной к Герберту, и жалости как не бывало. Она показалась из будки и пошла, покачивая бедрами. После нее остался запах едких духов. Герберт набрал номер девушки, записанный на конфетном фантике. Послышался щелчок, затем гудок; трубку наконец сняли, и хриплый голос сказал:
– Але.
Герберт замешкался.
– Але, - снова спросила трубка.
– Можно пригласить Бербель?
– Какую Бербель?
– в свою очередь спросили на другом конце.
– У нас нет Бербель, у нас только Катарина и Магда.
– Ну как же, - Герберт закашлялся, - Бербель Бауэр.
– Ах, Бауэр. Это она вам дала телефон?
– Да, она.
– Ну так вот, я ее тетя. А телефон у нее совсем другой, и я не знаю, хочет ли она, чтобы вы ей звонили.
– Извините.
Герберт снова вернулся к ее дому и снова посмотрел на ее окна. Неожиданно ему показалось, что штора чуть колышется. В это время к подъезду подъехал черный "опель", из него вылез шофер, открыл заднюю дверцу и достал огромную корзину цветов. Герберт проводил глазами шофера и корзину и вслед за ними вошел в подъезд. Кабина лифта медленно поползла вниз. Герберт открыл дверь, пропустив вперед посланца с цветами. Тот поставил корзину на пол и внимательно поглядел на Герберта, словно спрашивая его: а что дальше?
– Вам на какой этаж?
– спросил Герберт, повернувшись спиной к зеркалу, и посмотрел на ряд кнопок.
– Четвертый, - ответил шофер. Голос у него оказался очень тонким, почти женским.
На этаже две квартиры, он либо в соседнюю, либо
– Госпожа Бауэр здесь проживает?
– спросил шофер, и Герберт сделал усилие, чтобы не оглянуться, но как только шофер покинул квартиру, он подошел к двери и позвонил.
Бербель открыла и отступила вглубь прихожей. У нее были голубые глаза и каштановые волосы.
– Какие изумительные цветы прислали тебе, я видел корзину.
– Это поклонники.
И было об этом сказано так легко, как будто она в свои четырнадцать лет только и делала, что принимала подарки. Маленькая женщина глядела на него с вызовом и обаянием первой юности.
– Садись, - предложила она, и он опустился в глубокое кресло.
– Сегодня у меня день рождения, ты приходи, - сказал он.
– Кстати, какой у тебя телефон? Твоя тетя была очень недовольна, когда я позвонил, ведь ты дала ее номер.
– Неужели ее?
– воскликнула Бербель, ничуть не смутившись.
– Я в самом деле перепутала цифры?
– Глаза у нее сверкали, а полуоткрывшийся рот был похож на маленькую раковинку. Подбежав к Герберту, она запустила руки в его волосы, чем страшно смутила его.
Легкий жест, легкость фразы о поклонниках. Вот как рано все у них начинается. Смог бы я у себя дома забраться к ней в волосы? Вероятно, нет - а она может. Интересно, что она чувствует ко мне? Вполне вероятно, что я ей нравлюсь и ей приятно погрузить руки именно в мои волосы.
– А хочешь, пойдем погуляем?
– спросила она и стала поправлять растрепавшуюся прическу. Затем она схватила красную ленту и повязала ее вокруг головы.
Герберт сидел на стуле и чувствовал себя неуютно: уж больно она была красива, больно красиво было все вокруг. И кофейник на подносе источал одурманивающий запах, ему даже показалось, что предметы поплыли перед глазами.
Бербель села на край дивана и закинула ногу на ногу. Герберт увидел, как белая полоска кожи мелькнула между складками платья. Неожиданно он понял, что в нем кроме чувства неловкости начинает просыпаться растерянность мысли, переходящая в почти физическую усталость. Мысли кружили в голове, как ватные шарики, и ни на что определенное не намекали. Струйка черного кофе ударилась о дно белой как снег чашки, и Герберт решил, что чашка может растаять. Он испуганно ухватился за фарфоровую ручку, но, почувствовав твердость, уже уверенно поднес чашку к губам. Кофе ему не понравился: он был слишком сладким и густым, но за этой густотой скрывалась пустота, потому как в Рейхе уже целый год в кофе докладывали ячмень, и только в дорогих ресторанах он еще был настоящим - таким, каким пил его весь цивилизованный мир.
– Послушай, Бербель, а как в гимназии вас учат относиться к лицам противоположного пола?
Бербель вскинула голову и, сощурив голубые глаза, с усмешкой посмотрела на юношу, но ничего не сказала. Герберт взял со скатерти одну ложку и положил ее поверх кофейной чашки, затем взял другую и тоже положил поверх чашки.
– Ты себя вести не умеешь.
– По лицу Бербель пробежала тень удовольствия.
– Тебе весело?
– спросила девушка, глядя на хмурое лицо гостя.
– Мне всегда весело, если не грустно, - ответил тот, покраснев. Потом он скрипнул зубами - ему показалось, что во рту у него песок.